Сказание о Старом Урале

Однако в канун рождества по-демидовски неожиданно Акинфий укатил в столицу и вернулся только весной, когда в крае закипела постройка нового казенного Кушвинского завода. Вернулся домой Демидов бодрым, без следа недавних переживаний. Сразу начал расшевеливать и без того не застойную жизнь своих вотчин.

Не желая отставать от кипучей деятельности Татищева, Демидов разогнал своих рудознатцев на поиски рудных мест. Поиски были успешными, заводчик засыпал Горную канцелярию новыми заявками. Если найденные места оказывались уже ранее объявленными, но сулили Демидову выгоду, он всеми правдами и неправдами отнимал их у владельцев.

Заводчики-конкуренты, такие, как Строгановы, Турчаниновы, Осокины, Всеволожские, пораженные пиратским самоуправством Демидова, пробовали отстаивать свои права и жаловаться в столицу и в Екатеринбург, но демидовские рублевики, вовремя положенные на весы правосудия, обычно перетягивали чашу в пользу уральского конквистадора.

Неприятностей у Демидова, как всегда, было немало. Татищев все же собрался послать в столицу донесение о колыванской серебряной руде, и на этот раз посланец благополучно миновал все демидовские заставы на дорогах. Но счастье и тут не изменило Акинфию, судьба не дала его в обиду. Он сам в это время был в столице, и гонец от Мосолова успел оповестить его о донесении генерала. И Демидов в ранний утренний час самолично явился к государыне, чтобы объявить ей о найденной на Алтае серебряной руде. На радостях получил он прямо из августейших рук звезду. А следом за этим, осмелев от монаршей милости, Демидов обратился в казну с неслыханным предложением: он обязался покрыть все недоимки по государственным подушным налогам и податям, прося взамен уступить ему в единоличное владение все солеварни, имеющиеся в Российской империи, и дать право повысить продажную цену соли. Цель этой грандиозной денежной операции заключалась в том, чтобы пустить по миру своих главных уральских соперников – Строгановых. Предложение заводчика вызвало настоящий переполох, не на шутку задело гордость владетельного дворянства и было отвергнуто, несмотря на то, что Демидова поддерживал сам Бирон. Он-то мог сказочно нажиться на этой спекуляции, а благополучие российского дворянства не слишком интересовало герцога.

К началу семьсот тридцать девятого года род Демидовых владел на Урале бескрайними угодьями плохо вымеренных лесных десятин. На семнадцати демидовских заводах работало более тридцати пяти тысяч человек. И все же людей не хватало, приказчики слали ходоков во все концы государства, и те посулами и мелкими подкупами заманивали работный люд. У соседей заводчиков Демидов уводил народ силой, и пресловутый Ялупанов остров был до отказа набит нестрижеными и небритыми кандидатами на демидовскую каторгу.

Легендарная слава уральского властелина все росла, доносы по-прежнему сыпались лавиной, но теперь особенно участились жалобы на воровство людей. Слухи эти тревожили помещиков, и любого потерянного крепостного ставили в счет Демидову.

Часто наезжая в столицу, Акинфий знал о таких доносах, но не придавал им особенного значения. Возвращаясь на Урал, он теперь избегал Невьянска. Управление вотчинами передал младшему брату, Никите Никитичу, которого народ прозвал Ревдинским оборотнем.

За три года Демидов только один раз встретился с сыном Прокопием и запретил тому приезжать на Урал без отцовского ведома и дозволения. На вопрос о Сусанне Захаровне Акинфий пояснил, что та пустилась в загадочный побег из Невьянска и найдена на лесной дороге ограбленной и убитой.

Прокопий позволил себе усомниться в правдивости ответа. Они сильно повздорили, и дело обязательно дошло бы до рукопашной, если бы в этот миг к Демидову не явился с визитом брат Бирона за очередной денежной подачкой.

Желая во что бы то ни стало сохранить дружбу с временщиком, Акинфий серебра не жалел, но, чтобы хоть немного отвлечь ненасытного временщика от демидовского кармана, переадресовать его интерес на иные источники обогащения, он начал исподволь приучать Бирона к мысли о сверхприбыльности нового, Кушвинского завода.

В старом Невьянске жизнь шла обычным чередом. За порядком смотрел Шанежка, а под наблюдением Саввы продолжалась денно и нощно чеканка рублевиков.

На косой невьянской башне колокола отбивали четверти, получасья и часы. Отсчитает большой колокол еще один, ушедший в вечность час, – и сыграют куранты всем знакомую мелодию...

У Василия Никитича Татищева забот и хлопот было по горло.

Столичным интригам он давно перестал дивиться и привык отмахиваться рукой от всевозможных петербургских слухов.