Сказание о веере миров

Копье вошло в тело «крысочеловека» легко, как в трухлявый пень, и, вспыхнув при этом желтым накалом, исчезло. С резким металлическим лязгом монстр схватился лапой за грудь, глянул на двух козявок, осмелившихся уколоть его иглой, и… начал рассыпаться в пыль, потек, задымился. Миг — и он рухнул, осел горой текучего серо-зеленого праха, язык которого дотянулся до людей и заставил их закашляться от горечи.

Пока Такэда отплевывался и счищал пыль с лица и головы, Никита забрел в курившуюся дымком кучу, поискал в ней что-то и вытащил копье, целое и невредимое, только горячее. Потом снова нагнулся и с натугой вытащил за рукоять трехметровое, зазубренное специально лезвие меча, зло и хищно отбросившее зеркальный зайчик.

— Мне маловат будет, — с насмешливым сожалением протянул Толя.

Никита попробовал взять меч обеими руками, но перехватить рукоять не смог. Отпустил, и меч канул в пыль, подняв серые дымные облачка.

— Что ж, поищем по своим размерам.

Они обошли войско, растянувшееся на несколько километров, и нашли то, что искали: всадника высотой всего в два человеческих роста, сидевшего на странном животном, помеси жирафа и верблюда. Судя по всему, этот «малыш» был предводителем войска, так как возглавлял его.

— Альтикамиллус! — пробормотал Такэда, разглядывая «коня». — На Земле тоже когда-то жили такие звери.

— Так, может быть, этот всадник — землянин? Неандерталец какой-нибудь из тех, что вымерли?

Инженер пожал плечами.

— Тогда уж Конан-киммериец, если вспомнить сочинения Говарда.

Меч у этого могучего существа, грузного, сутулого, с покатыми плечами, закованного в коричневую броню, висел без ножен, на перевязи, и слетел вниз, как только Сухов ударил по нему копьем. Правда, всадника от разрушения это не спасло, через минуту он распался в груду праха, как и его гигант-предшественник. А когда Никита отыскал в пыли двухметровый клинок, его ожидал сюрприз: меч заговорил!

— Не трогай, слабак! — сказал он сварливо на чистом русском языке. — Мной должен владеть только герой!

— Брось, — посоветовал Такэда, подзадоривая этим танцора. — Он все равно слишком тяжел и велик.

Никита усмехнулся, со щек его сбежала краска, губы сжались в узкую полоску, глаза вспыхнули. В следующее мгновение он с шипением распоротого воздуха сделал одно сложное и длинное движение, состоящее из перетекающих друг в друга положений меча, и Такэде показалось, что Сухов оплетен мечом со всех сторон.

— Кхе! — обрел голос меч. — Поосторожней чуток. Как тебя зовут, герой?

— Никита Сухов.

— Славное имя. Что ж, владей, но береги. — В голосе меча неожиданно послышалось ехидство, но Сухов не обратил на это внимания.

— Что скажешь, Наблюдатель?

— Ты велик, Посланник! — обрел дар речи Такэда. — Это уже не уровень иаи-дзюцу, это уровень ядомэ-дзюцу,[58] высшее исполнение кэндо-но рирон то дзиссай.

— То-то, — самодовольно кивнул Никита, укрепляя перевязь меча на шее, иначе он цеплял землю.

На краю поля они оглянулись с холма. Каменное войско все так же страшно, молча и неподвижно двигалось к неведомой цели, готовое ожить или рассыпаться в пыль. И Никита понял, что здесь произошло: кто-то из демонов пробил брешь в потенциальном хронобарьере между Мирами Веера, и узкий язык другого времени, лизнув этот мир, навеки заморозил грозную армию.

Определив направление обхода поля, путники зашагали дальше, надеясь дойти до Огнь-реки за день и не встретить тайных или явных врагов. Однако надеждам их не суждено было сбыться.

Сразу после обеда из волшебной коробки НЗ, созданной в высокотехнологичном мире Истуутуки, друзья набрели на гигантский провал в теле планеты, напоминающий жерло вулкана с отвесными стенами, и, как Толя ни отговаривал Никиту, тот все же из любопытства заглянул в провал, сам не зная, зачем это делает.

Такэда сразу почувствовал неладное, увидев, как Сухов резко сунулся за обрыв, словно собираясь прыгнуть вниз. Схватив танцора за ноги, Толя с трудом выдернул его обратно и оттащил в сторону, успев тем не менее ощутить черное и жуткое дыхание! Все же он «поплыл» от удара неведомой энергии, но сознания, к счастью, не потерял, даже успел отреагировать на возникшие вдруг со всех сторон тени, пронзить одну из них копьем, врезать другой по туловищу и кинуть через себя третью, а также потрепать Никиту по щекам, чтобы тот пришел в себя. И отбивался еще с минуту, зажатый черными плащами со всех сторон, живой только благодаря диморфанту, принимающему на себя все удары.

Никита очнулся от боли: кто-то наступил ему на руку. Реакция его была замедленной, сознание не сразу очистилось от остатков дурмана, внушенного чьей-то волей из глубин провала, но он вступил в схватку с уверенностью в победе, не допуская даже мысли, что его могут предать. Но это случилось: его предал… меч!

Лишь дважды он разрешил хозяину поразить метавшихся вокруг врагов, а потом вдруг вырвался из рук и исчез в провале, издав отчетливый смешок.

Никиту ударили по голове — не помог даже диморфант, и последней мыслью его было: «ЧК!.. без оружия… странно! Почему они не стреляют?…»

Глава 4