Сказание о Железном Волке

— Кого тут же ночью родня забрала — моя родня и ее… Кого отдали в другой аул… А двух я отвозил ой далеко!.. Хан попросила — разве мог я ей тогда отказать?.. У нее была тетя, которой Аллах не давал детей — я повез… Еле вернулся к утру, знаешь!..

Меня все подмывало спросить — спросил наконец:

— А автомат, Осман… автомат?

— Да! — вспомнил он. — Когда я носил детей из машины, сосед Хан за нами стал подглядывать… Вредный был старик, пусть простит меня Аллах, — очень вредный! Если тебе интересно, что там у соседей — выходи помочь, разве не так?.. А он приоткроет занавеску, а как я увижу — раз вот так! И задернет… Я взял тогда и дал очередь в окно…

— Из автомата?

— Не из лопаты же, ей!.. Ха-роший был автомат!

— А сосед?

— Что сосед?.. Перестал выглядывать — пошел штаны замывать…

— И ничего потом… никому?

— Молчал, как рыба!.. Наши пришли…

— Наши? — переспросил я быстро.

Осман удивился:

— А чьи?.. Конечно, наши… Пришли, а он и тут молчит. Меня забрали — молчит. А потом говорит Хан: «Пойдешь ко мне в любовницы — выручу Османа…» Но Хан ты уже знаешь…

— А что Хан?

— Она же дурочка была. Комсомолка.

— Ну, и что, что?..

— «Предатель!» — говорит ему. И все. И я отбухал от звонка до звонка.

— А остальные, кому вы отдали детей?.. Сколько их было?

— Пятьдесят шесть их было…

— Пятьдесят шесть? — удивился я.

— Я же тебе говорю, сколько было возни: мы с Хан еле управились… Молодые были, ей!.. Не то что теперь…

— Так почему же никто из тех, кому вы раздали этих детей, не заступился за вас?

— А зачем? — спросил старик, спокойно так спросил.

— Как это — зачем?.. К-как?!

— А ты подумай хорошенько — и все поймешь…

— Да что тут думать?.. Человека несправедливо осудили…

— А ты подумай, подумай!..

— Да тут и думать нечего!

— Это сперва кажется — нечего, — сказал Осман. — И я так сперва думал, когда меня на Север привезли… А потом, знаешь!.. Так интересно мне стало: обо всем этом думать! Я только этим и занимался: думал… Ну, кроме того, конечно, что лес пилил: мне ведь повезло, ей!

— С чем вам повезло?

— Если бы шахта или что другое — может, я и пропал бы. А лес я всегда любил. Дерево… И хоть это были другие деревья, они меня выручали… Они мне силу давали. Ты думаешь, почему я выжил?.. Да потому и выжил, что оно погибает под пилой… под топором погибает, а мне силу отдает, потому что видит: я жалею его… Особенно сосны я жалел, бисмиллях!.. Жалел и понимал… Ты знаешь, сколько я там над деревьями плакал?.. Разве это можно было не заметить, ей?.. И они тоже все поняли, и они хранили меня, оставляли мне свою силу и даже еду давали…

— Еду?

— А шишка, шишка?.. Кедры я тоже очень любил, и они меня любили… Никогда кедровые орешки не ел?

— Не пришлось как-то…

— Очень жаль, ей!.. Купи как-нибудь в России — и вспомни тогда меня!

Опять глаза Османа лучились — опять он был в своем далеке: неужели на этот раз грели его воспоминания о Севере?

— Вы сказали, Осман, Что стали думать и поняли…

— Да! — откликнулся он охотно. — Конечно, я понял!.. Сам посуди: я что — отбил этих детишек у немцев в бою?.. Я что — дрался за них? Как говорится: кровь проливал?.. Нет!.. Умеешь машину водить? Чуть-чуть!.. Ну, и бери — все! Это понимаешь?..

— Н-ну, в общем да…

— Или этот немецкий офицер… Он что — очень хотел, чтобы я этих маленьких ребятишек пострелял?.. Ей, нет!.. Тогда бы он придумал, как их пострелять. Но он умылся!

— Как умылся?

— Не стал сам стрелять — умылся!.. Это мне один ученый человек подсказал, когда мы с ним на нарах друг другу рассказывали, кто за что сидит… Он мне говорит: понимаешь, Осман?.. Немец умылся!

Я догадался наконец:

— Может, он сказал, что немец умыл руки?

Старик вдруг начал привставать, все опираясь на свою палку:

— Ей, так! Истинно так!.. Умыл руки, да!.. Аферэм, Сэт, — теперь я тебе верю!.. Ты стал такой ученый, что понимаешь, о чем мы говорили на нарах… Там были большие люди! Что суд?.. Они судили-рядили. Вот я и стал тогда понимать… Понимаешь: главное!

— И что, по-вашему, это главное?

— А то, с чего я начал наш разговор… Все в руках Аллаха. Он все знает и все видит. И потому не надо суетиться, не надо ронять себя… так я сказал?.. Это опять — как там, на нарах. Не надо дергаться. Надо всегда оставаться человеком… Каким создал тебя Аллах. Не изменять Ему, понимаешь?.. Остальное Он все берет на себя.

— Но почему же Аллах в таком случае не позаботился о тебе, Осман?

— Слава Ему! — воскликнул старик, поднимая обе руки. — Аллах знает, о ком Ему сначала заботиться — прежде всего Он заботился о детях! О тех, которых мы с Хан раздали добрым людям… Кому было хорошо, Он так и оставил у адыгейцев… Кто из родителей плохо искал своих детей — тоже оставил. Кто хорошо искал — тому вернул. Тут у Аллаха, да простит Он меня, милостивый и милосердный, тоже было много возни: все-таки это не один ребенок, не два!..

— Выходит, вы с Хан пятьдесят шесть человек спасли. Пятьдесят шесть…

— Ты так ничего и не понял? — перебил Осман. — Спас Аллах… Нашими руками. Вот этими — гляди!