Сказание о Железном Волке

И дальше Сэт Мазлоков наверняка принялся бы рассуждать, чем этот хранитель души нашей занимается и что больше всего остального его заботит — мне ли не знать Мазлокова Сэта!.. Ведь пока я от его имени обо всем тут рассказывал, сам, конечно, стал Сэтом, потому что был им до этого… В каждом из нас живет не один человек, всякий это поймет, если хорошенько к себе прислушается, а когда окончательно к этой мысли привыкнет, ему уже никогда не придет в голову жаловаться на одиночество. Это, конечно же, большое преимущество, да. Но есть в этом и своя печаль: если поймете, что, несмотря ни на что, вы не одиноки, то вам чуть сложнее станет принимать решения, тем более, если это решения непростые… Но пока я вот о чем: не это ли с нами случилось — со мною и с Мазлоковым Сэтом?

Вы уже прочитали, что было перед этим, вы все уже знаете.

Рассказ наш лился неторопливо и обстоятельно, и одно удовольствие, как говорится, было нам с Сэтом, с понятливым этим студентом размышлять над прошлым — для того, чтобы попытаться угадать, что с нами со всеми станет дальше. Это было сказано задолго до нас: кто владеет прошлым — владеет будущим. И по мере сил мы пытались им овладеть, нашим прошлым, но тут произошло что-то такое…

Случилось ли это с самим Мазлоковым Сэтом, который, столь тщательно припоминая события своей жизни и не без тайной грусти, которую вы скорее всего заметили, размышляя над ними, с каждой новой страницею становился все старше и все опытней?.. Случилось ли это со мною, писателем-адыгейцем, потомком гордых абадзехов, которые сто тридцать лет назад отвергли предложение русского царя… Иногда мне теперь кажется, что эта встреча в Хамкетах во многом определила не только будущее Кавказа — ход мировой истории. Погодите-ка скептически улыбаться: мы еще к этому вернемся.

Но пока я о другом: с кем-то из нас произошло нечто такое, что заставило наше повествование остановиться… Напрасно мы оба чутко прислушивались к себе и с горячей верой ждали сокровенной подсказки… Ярэби[32] — нет и нет!

Не только Мазлоков Сэт, я тоже когда-то долго работал с археологами, и теперь нам обоим стало казаться вот что: если то, чем ты занят, не случайная работа, не какая-либо жалкая безделица, то Аллах наверняка заметил твой труд, заранее оценил его результат, уже увидел его завершенным, а, значит, тем самым и определил окончательную его форму — ведь создатель сущего только Он, мы — всего лишь скрипучие перья в его деснице… И вот продолжение твоего начатого дела, если только оно окинуто оком Всевышнего и, выходит, благословлено им — да простит Аллах нам с Мазлоковым Сэтом эту доставшуюся от самонадеянной юности уверенность! — уже существует, уже есть в будущем, и тебе остается лишь верно угадать таинственные его очертания… Может, это в самом деле похоже на археологическую раскопку, которая почему-то идет не днем, не при ярком солнце — идет темной ночью при свете дальних зарниц… Как вдруг они безмолвно блеснут! Сколькое тогда ясно видится!

Но вот опять погрузится во тьму все вокруг, и кажется тебе — погрузился мир. Будь теперь осторожен!

Неверным движением не разрушь того, что тебе предстоит открыть.

Скоро ли опять озарит бездонную ночь короткая вспышка надежды?.. Ведь без нее нет смысла двигаться дальше.

Это известно от пророков: то, что расколола земля, собирает небо. Тому, что земля укрыла и спрятала, небо возвращает новую жизнь… Не ошибись! Неужели напрасно именно ты стал в этом ему помощником?

Все чаще мне представлялись странные эти раскопки при свете дальних зарниц, но дело наше не двигалось. Зарницы пылали все беспокойней и, может быть, от этого я ничего не различал у себя под руками… Они полыхали уже вполнеба, но я так ничего и не видел кроме напряженно притихшей земли окрест. Зарницы словно ослепили меня… а потом я услышал далекий гул.

Сперва мне показалось, что это гром, но он продолжался слишком долго и больше похож был на лязг, на скрежет железа… То и дело он истончался либо прерывался совсем, но тут же что-то соединяло, скрепляло, как будто бы сшивало его четкою, хоть и неравномерною строчкой.

И вдруг я понял, что это за строчка…

И почти тут же различил едва слышный, но очень внятный голос дедушки Хаджекыза — ведь Хаджекыз был моим родным дедом, только потом уже я познакомил их с Сэтом, и они друг к другу буквально прилипли.

«Мальчишка, ей! — вдруг строго заговорил тэтэж. — Наконец-то ты догадался, в чем тут дело… Может быть, теперь ты многое возьмешь на себя? Или опять скажешь — не виноват? Разве ты забыл, что нельзя звать лесную собаку?.. Помянешь о ней — а она уже на пороге… Теперь до тебя наконец дошло, откуда этот железный грохот?! Через перевал он доносится из земли наших братьев-абхазов!»

Может быть, я давно уже ожидал этих слов — обращенных в том числе и ко мне? И долгое ожидание лишь усилило теперь толчок сердца? Меня словно застали-таки там, где в любую минуту могли застать… И застали, несмотря на это, врасплох.

«Но ведь ты сам рассказывал мне эту легенду о Железном…»