Сказание об Эйнаре Сыне Войны (СИ)

Обычный человек на такую угрозу, сделанную злобным антропоморфным хряком с недружелюбного вида мечом в руке, отреагировал бы закономерным ужасом и либо пустился в бегство, либо упал на колени, моля о пощаде. Герой возразил бы каким-нибудь громким заявлением и контраргументом, принимая воинственную позу и грозно поднимая оружие, чтобы художник, теоретически затесавшийся в толпе беззащитных селян, мог бы написать полотно о борьбе добра со злом. Мордоворот же только пошатнулся. Недоверчивости и настороженности на его физиономии, однако, стало в разы больше глуповатой рассеянности.

— Зачем к богам? — пробормотал он. — Не надо к богам. Чего мне там делать?

Скарв растерялся, но быстро взял себя в руки. Действительно, а что такому безмозглому ничтожеству делать в Медовом Зале Хаттфъяля?

— Ха! — злорадно ухмыльнулся Черноногий. — Значит, низвергну тебя в царство Бейн на вечные муки!

Великан задумчиво нахмурился и замотал понуро свесившейся головой, раскачиваясь вслед за каждым поворотом шеи подобно маятнику.

— Не, — сказал он, остановившись, и поднес к физиономии бутыль. — Эта вообще пинками меня погонит. Я с ней в этих… как их…

— Ну тогда просто сдохнешь, червь! — скрипнул зубами Скарв.

Великан оторвался от разглядывания глиняной бутыли, поднял на Черноногого глаза, полные надежды:

— Может, обойдется?..

Вождь берсерков самодовольно осклабился. Наконец-то хоть что-то похожее на условия, в которых можно работать.

— Ага! — торжествующе воскликнул он. — Трепещешь, червь?

— Нет, — честно признался мордоворот и протянул едва заметно подрагивающую руку. — Так, чуть-чуть только…

— Собрался молить о пощаде Скарва Черноногого? — вождь берсерков сделал отчаянную попытку не слушать, чтобы не лишиться того малого прогресса, которого успел достичь.

— А у тебя с собой? — немного поразмыслив, спросил великан, снова начав раскачиваться.

— Чеее?

— Ну, — мордоворот почесал за ухом, — «Пощади Черно-Че-То-Там»… это бормотуха такая, да? Я б не отказался. От местной браги вообще никакого толку…

У Скарва опустились руки. Он честно пытался, но решительно не мог и больше не хотел злодействовать в такой обстановке.

— Да чего ты себе позволяешь, ублюдок недоношенный?! — завопил он в отчаянии. — Ты совсем… — Черноногий осекся.

Могло показаться, что над тем местом, где разворачивались эти странные события, сгустились тучи. Вряд ли, конечно, это было на самом деле, поскольку нет ничего в этом мире более стабильного, чем вечно серое симскарское небо. Но Скарву действительно показалось, что на какой-то момент стало чуть серее обычного. Потому что великан вдруг перестал пьяно раскачиваться на месте, замер, а потом разогнул ссутуленную спину и расправил широкие плечи. Роста он и так был выдающегося, но почему-то стал еще выше. Взгляды Скарва, его кабана и ребят непроизвольно поползли вверх, чтобы найти ту высоту, на которой находилось лицо великана. Именно лицо — физиономией растерянного, полупьяного сельского дурака-переростка назвать его язык не повернулся бы. Это было мрачное, суровое, как симскарские зимы, и безжалостное, подобно северным ветрам, лицо с глазами, в которых медленно, но неотвратимо разгоралась ярость. Не та примитивная ярость, свойственная свирепому, неповоротливому зверю, которому по случайности или глупости отдавили больную лапу. Это была ярость звона мечей в пылу кровопролитной битвы. Ярость напирающих друг на друга армий. Ярость неистовых симскарских воинов, ломающих строй неприятеля. Ярость самой войны и бесконечных сражений, которые были, есть и всегда будут…

Испортило момент проклятое равновесие, решившее, что и без того слишком долго добросовестно служило совершенно недостойному этого владельцу. Великан неловко шатнулся, дотронулся до лба и болезненно сморщился, а вместе с тем лишился своих устрашающих размеров, вернувшись к немалым, но вполне обычным габаритам. Да и суровое лицо вновь стало простой похмельной физиономией, мучимой головной болью, тошнотой и легионом бедных кошек, страдающих желудочными расстройствами.

Скарв потряс башкой, прогоняя тревожное наваждение. Наглый шлем по своему обыкновению сполз ему на глаза. Когда же Черноногий справился с непокорным защитным средством, то повертелся в седле и к немалому своему удивлению обнаружил, что когда-то успел оказаться впереди своих ребят. Те каким-то чудесным образом переместились в пространстве и воинственно взирали на мордоворота из-за спины своего вождя. Скарву стало не по себе. Он привык быть впереди только в двух случаях: когда надо делить добычу и когда надо догонять в панике разбегающихся селян.

Великан отпил из бутыли и глубоко вздохнул.

— Не хами, свинья, — сказал он почти трезвым, но слегка обиженным голосом. — Я ж тебе не грубил, чего начинаешь? Я с вами драться не хочу. Давай разойдемся, а?

Скарв удивленно выпучил на великана глазки.