Сказание об истинно народном контролере (География одиночного выстрела - 1)

Выпив кружку подогретой воды, Павел подошел к дверям и, отодвинув чугунный запор, выглянул за порог. Длинная полярная ночь не казалась теперь такой темной. Была она скорее синего цвета, и что-то все-аки подсвечивало ее, что-то отражалось в ровном расстеленном словно скатерть снегу. И посмотрел Добрынин на небо, откуда лился этот неяркий свет, посмотрел и, пораженный, открыл рот от удивления. На небе переливались несколькими цветами странные, висящие во много рядов, словно белье на просушке, волокна. Обалдевший от невиданного зрелища, Павел с большим трудом оторвал взгляд от сияния и посмотрел вдоль снежных просторов. Должно быть, благодаря этим сияющим волокнам, несмотря на ночь, видимость была Отличной, но пустынные просторы белели безжизненно, и не видел Добрынин на них никакого движения. Он даже не знал, в какой стороне располагался военный склад, а поэтому не знал, куда надо было смотреть, откуда надо было ждать появления его товарищей.

Было тихо. Тишина, словно длинное натянутое стекло, звенела после каждого прикасания к ней, будь то просто шаг по обледенелой земле или закрывание двери.

А на том горизонте, что больше всего нравился Добрынину, нравился потому, что там было светлее, появилась маленькая черная точка, и она, несомненно, двигалась, она приближалась, и, увидев ее, Добрынин затаил дыхание, ожидая встречи. Было холодно, но, закаленный блужданиями вокруг дома, когда ходил он за дровами в самолет, Павел не обращал внимания на пощипывание кожи лица и рук. Главное - это то, что он живой, что он пережил пургу, и то, что все самое страшное в этот раз позади.

А точка приближалась. Приближалась, и на глазах народного контролера вырастала в какую-то не совсем понятную конструкцию, слегка напоминавшую одновременно и самолет, и грузовую машину.

Радость согревала Добрынина. Он даже забыл, что в это время догорали последние дрова в печке-буржуйке, и если снова не полезть в самолет - а делать это он уже так наловчился во время пурги, что в такое тихое время это вообще никакого труда не составит, - печка потухнет, и снова придется разводить огонь. Хорошо, что где-то в карманах еще лежит коробок спичек, лежит со времен собрания в колхозе.

Знакомый звук вращающегося самолетного винта донесся до Добрынина, и минут через пять большая, не меньше размера самолета, машина остановилась метрах в десяти от него. Машина была странная, на полозьях вместо колес и сзади, там, где у грузовика находится кузов, на этой машине стоял настоящий самолетный двигатель, только развернут он был в обратную сторону - пропеллером назад.

Из этой машины, а точнее из узковатой кабины, расположенной в носу, спрыгнул на землю высокий широкоплечий мужчина в меховых штанах, такой же куртке и огромной меховой шапке, длинные уши которой закручивались на манер шарфа вокруг шеи. Он подошел к Добрынину и, не снимая огромных перчаток, протянул руку.

- Цыбульник! - представился он гордо.

- Добрынин, - сказал контролер, пожимая своей посиневшей голой рукой перчатку комсомольца.

- А что это, вам что, перчатки не дали?! - озадаченно и недовольно спросил комсомолец.

Добрынин счастливо улыбался и пожимал плечами насчет перчаток. Сейчас ему это было неважно. Цыбульник тоже улыбнулся.

- С приездом! - сказал он.

Винт пропеллера на машине перестал крутиться, и снова стало по-стеклянному тихо.

- А где летчик? Где Бедюхин? - спросил комсомолец.

- Бедюхин?! - переспросил Добрынин. - Это что ли Федор?

- Ну да, Федор, - подтвердил Цыбульник.

- Они на склад пошли в пургу... за провизией. Я думал, это они идут, а это вы на этой...

- Это аэросани, - кивнул на конструкцию комсомолец. - Отличная машина. А давно они на склад пошли?

- Да давно уже, - кивнул Павел.

- Ну тогда поехали, встретим! - предложил комсомолец.

Усевшись рядом с Цыбульником в кабину, Добрынин с интересом принялся изучать сложную приборную доску для управления аэросанями. Комсомолец нажал на черную кнопку, и минуты через три аэросани задрожали точно так, как дрожал при разбеге самолет.

- Сейчас мы их отыщем, - комсомолец взялся за штурвал, тоже ничем не отличавшийся от самолетного, и нажал ногой какую-то педаль.

Аэросани дернулись, пробежали по прямой, потом комсомолец развернул их, и помчались они по снежной пустыне с огромной скоростью.

- Не холодно? - поинтересовался Цыбульник, поглядывая краешком глаза на пассажира.

- Да так, не очень, - сказал неправду контролер.

- Здесь и печка есть для отопления, я сейчас ее... - и комсомолец нажал еще какую-то кнопку, и сразу пошел теплый воздух.

- Как долетели? - продолжал задавать не связанные между собой вопросы Цыбульник.

- Хорошо, - сказал Добрынин. - Только долго очень.

- Ну?! - самодовольно высказал комсомолец. - Еще бы! Впереди показался снежный холмик, и, подъезжая к нему, аэросани уменьшили скорость. А когда уже спустились с холмика, Цыбульник остановил машину.

- Замело-о-о! - протянул он, оглядывая из кабины поверхность заснеженной земли. - Ничего, отгребем!