Истоки этой легенды надо искать не только в фольклоре. Вдохновляющим образцом здесь, несомненно, служила живая еще в ту пору иудаистская традиция, согласно которой Моисей объявил на горе Синай свои законы на семидесяти языках, чтобы они дошли до всех народов мира. Впрочем, сам автор «Деяний апостолов» наводит нас на след заимствования из иудаизма, когда он устами Петра цитирует следующий отрывок из пророчества Иоиля: «…Излию от духа моего на всякую плоть, и будут пророчествовать сыны ваши и дочери ваши; старцам будут сниться сны, и юноши ваши будут видеть видения. И также на рабов и на рабынь в те дни излию от духа моего. И покажу знамения на небе и на земле: кровь и огонь и столпы дыма» (Иоиль, 2:28–30). Как же сложна родословная этого, в сущности, простодушного сказания! Ведь если б не упоминание о насмешниках, можно бы и не догадаться о его временных напластованиях. Но наличие этого упоминания, диссонирующего со всей атмосферой благоговения и апологии, можно объяснить лишь тем, что с первоначальным вариантом, восходящим к эпохе, когда под влиянием Павла преобладало критическое отношение ко всякой мистике, слились воедино два хронологически последовательных сюжетных мотива: случай в доме Корнелия и окружение божественным ореолом двенадцати апостолов. И все же нам не дает покоя вопрос, как мог Лука, человек, как-никак владеющий писательским ремеслом, оставить в тексте этот компрометирующий и, по сути дела, ненужный отрывок о насмешливых скептиках, несмотря на то, что он столь явно противоречил всему благоговейному настрою сказания об апостолах. Тут уместно напомнить, что в «Деяниях апостолов» есть ряд мест, указывающих на компиляторский характер этого сочинения. Это наводит нас на мысль, что, пожалуй, не стоит возлагать на Луку (или на автора, скрывающегося под этим именем) ответственности за окончательную редакцию сказания. Возможно, данный отрывок попал в текст позднее по воле какого-нибудь невзыскательного компилятора, перенесшего его в «Деяния» из устной фольклорной традиции.
Современный человек, привыкший мыслить рационалистически, не может, разумеется, принимать всерьез весь этот наивный, созданный народной фантазией театральный эффект с внезапным шумом, огненными языками и неучеными рыбаками с Генисаретского озера, внезапно превратившимися в полиглотов. Ему ближе позиция тех библеистов, которые рассматривают апофеоз апостолов всего лишь как аллегорическую притчу, способствующую пропаганде доктрины о ведущей роли в церкви прямых учеников Иисуса. Сочинителями этих легенд были, по всей вероятности, проповедники новой религии, которые, как св. Павел, странствовали от общины к общине и останавливались всюду, где рядом с иудейскими молельнями возникали первые очаги христианства. Имея дело преимущественно с простонародьем, они пользовались в своих проповедях повествовательными формами, действующими скорее на воображение, чем на разум, приводили образные примеры из жизни, притчи и аллегории. Ведь притча с моралью была на Востоке, в частности у евреев, традиционным способом оживить беседу. Вспомним, что евангелисты вложили в уста Иисуса сорок подобных притч. Фабула этих притч была обычно настолько убедительной и реалистичной, что, передавая их из уст в уста, люди вскоре начинали воспринимать их как рассказы о событиях, имевших место в действительности. Таков был, надо думать, и путь сказания о том, как на апостолов сошел святой дух.
Драма Анании и Сапфиры
У всех легенд, однако, столь сложная и запутанная родословная. Есть и такие, которые обязаны своим возникновением исключительно народной фантазии и представляют собой подлинно фольклорные произведения. К этому разряду следует, вероятно, отнести сказание об Анании и Сапфире, наличие которого в «Деяниях апостолов» представляет собою, пожалуй, одну из любопытнейших загадок христианства. Вот исторический фон этого жуткого происшествия. Петр, Иоанн и другие апостолы, как рассказывает Лука, пришли в Иерусалим и во дворе храма отважно проповедовали, обращали в свою веру, исцеляли больных и увечных и даже воскрешали мертвых. Несмотря на преследования со стороны иудейских священников, телесные наказания и аресты, они, в конце концов, довели число приверженцев Иисуса до пяти тысяч. В этой первой христианской общине господствовал принцип безоговорочной общности имущества. «Не было между ними никого нуждающегося, — читаем мы в «Деяниях апостолов», — ибо все, которые владели землями или домами, продавая их, приносили цену проданного и полагали к ногам апостолов; и каждому давалось, в чем кто имел нужду» (4:34, 35). Мы узнаем также, что члены секты питались за одним столом; кстати, церковь рассматривает это как одно из доказательств, что евхаристия существовала уже на заре христианства.