Сказания евангелистов

Вообще в Александрии существовала очень многочисленная и активная еврейская колония. Эти евреи были полностью эллинизированы, разговаривали исключительно по-гречески и свое «священное писание» читали только в греческом переводе. Под влиянием александрийской философской школы многие из них применяли в толковании Библии метод аллегоризации, пытаясь согласовать Ветхий завет с греческой философией. В первом веке, то есть тогда, когда создавались евангелия, процесс эллинизации иудаизма достиг своей высшей точки. Крупнейшим представителем аллегорического толкования Ветхого завета был именно Филон Александрийский, который применял этот метод тотально, рассматривая весь Ветхий завет как сплошную аллегорию. Он совершенно не признавал прямого смысла фраз, слова для него — тени, за которыми скрывается истина, библейские персонажи теряют у него свою историческую реальность и превращаются в символы, выражающие те или иные отвлеченные понятия. Например, Адам — это земной ум, Ева — чувственные ощущения, Иаков олицетворяет собой аскетизм, Авраам — науку, Исаак — благодать. Филон хотел таким образом не только доказать, что Библия книга великих премудростей и окончательных истин, но также затушевать в ней все то, что смахивало на примитивный религиозный антропоморфизм и шло вразрез с принципами этики и морали образованных слоев общества. Евреев диаспоры, воспитанных на сочинениях Платона, Аристотеля и стоиков, несомненно, коробили некоторые эпизоды Ветхого завета. Единственным выходом было рассматривать эти нравственно сомнительные или вовсе безнравственные происшествия как аллегории, имеющие какой-то другой, высокий смысл. Филонизм был попыткой поднять древнюю религию иудеев до ранга стройной философской системы и таким образом увеличить её престиж во враждебном евреям греческоримском окружении. Неудивительно, что он пользовался популярностью среди евреев диаспоры, в том числе и в Эфесе. Благодаря Аполлосу Александрийскому, соратнику св. Павла и ученику Филона («Деяния апостолов», 18:24–28; «Послание к Титу», 3:13), филонизм проник также и в христианские круги. Не подлежит сомнению, что автор четвертого евангелия в своей аллегорической трактовке биографии Иисуса находился под влиянием Филона и его толкования Библии. Кстати, Иоанн в этом смысле не был единственным. Влияние Филона мы отмечали и у св. Павла, а в более поздние годы — у таких христианских авторов, как Климент Александрийский, Ориген и св. Амвросий.

Филон рассматривал бога как трансцендентного творца, бесконечно далекого от видимого мира. Это некая непостижимая для человеческого разума духовная сила, безличная и бестелесная. Поскольку всякая материя — зло, то связь всевышнего с жизнью может осуществляться только через посредника, и этим посредником у Филона является «логос». «Логос» — слово бога, излучение его духа, орудие формирования и управления материальным миром, разум и начало всех вещей. «Логос» управляет миром, подобно тому как душа управляет человеческим телом.

Филон иногда персонифицирует «логос», называя его «сыном божьим» или «первородным сыном бога». Придав «логосу» характер своеобразной личности, Филон создал удобный трамплин, позволивший Иоанну продвинуться ещё дальше по этому пути. В четвертом евангелии происходит уже полное отождествление «логоса» с Иисусом Христом как воплощением бога и одновременно сыном божьим. То, что у Филона носит характер абстрактного рассуждения или, если угодно, философской метафоры, обретает у Иоанна черты конкретного, единовременного исторического события: «логос» воплощается в сына нищего плотника из Назарета.

Было ещё одно обстоятельство, облегчившее как Филону, так и Иоанну присвоение идеи «логоса», а именно: общее для обоих древнее наследие иудаизма. Концепция «логоса» хоть и восходит прежде всего к греческой философии, имеет свой эквивалент в религиозной традиции евреев. Со времени вавилонского плена на их верования наложила глубокий отпечаток персидская философия, в основе которой лежало дуалистическое миропонимание. По учению дуалистов мир делится на дух и материю, а поскольку материя грешна, то творец не может с ней соприкасаться и непосредственно вершить судьбы реального мира и человека. Он прибегает к помощи посредника, каковым, согласно Библии, является «мудрость», именуемая также «словом божьим». Мудрость в библейской трактовке персонифицируется, и не подлежит сомнению, что эта персонификация тоже помогла Иоанну воспринять популярную тогда в эллинском мире идею «логоса», трансформировать её в иудаистском духе и приспособить к нуждам христианской теологии. Таким образом, идея «логоса», сыгравшая в христианстве огромную роль, являясь зародышем разработанной впоследствии доктрины триединства, представляет собою конечный продукт синкретического процесса, вобравшего в себя все основные идеологические течения эпохи.