Сказания и легенды средневековой Европы

Это вечное пребывание настороже против козней дьявола довольно чувствительно отзывалось, между прочим, и на участи ведьм, попадавшихся в руки инквизиторов. Некоторые из этих несчастных баб были так жалки, так явно ни в чем неповинны, что иногда самые суровые и черствые инквизиторы невольно поддавались чувству жалости и относились к своим жертвам с некоторым снисхождением. Эти послабления сурово осуждались серьезными инквизиторами, строго относившимся к своему делу. Они рекомендовали своим товарищам не забывать, что дьявольские ухищрения бесконечно разнообразны и что жалость к ведьме влагается в сердце судьи тем же дьяволом, и потому надо с этим чувством бороться и уметь одолевать его. Тут соблюдались некоторые мелкие предосторожности. Так, например, считалось, что если в ту минуту, когда ведьма входит в комнату, где сидит инквизитор, она первая взглянет на него, то через это она приобретает над ним некоторое влияние, может, например, его тронуть, разжалобить. А потому было принято за правило — вводить ведьму в ту комнату задом. Значит, инквизитор первый видел ее, встречал ее взглядом. Сам инквизитор и все, кто приходил с ведьмою в соприкосновение, принимали некоторые меры личной безопасности: так, они не позволяли ведьме прикасаться к себе, особенно в сочленениях, а на шею надевали платок, в котором была завернута соль, освященная в вербное воскресенье; в том же платке или в кармане держали частицы разных освященных трав, замятые в воске; во время допроса они часто осеняли себя крестом.

Ведьмы, за которыми недостаточно зорко наблюдали, могли наносить тем, кто был близ них, большой вред. Так, однажды в Шварцвальде палач, возводя ведьму на костер, не поостерегся, и она имела возможность дунуть ему в лицо. Несчастный человек сейчас же весь был усыпан проказою, от которой через несколько дней погиб. Случилось однажды, что демон, друг осужденной ведьмы, сопровождал ее в виде ворона на костер и мешал дровам загораться.

Дела ведьм имели разный исход, смотря по тому, в какие руки попадали. Так, во Франции во второй половине XV столетия инквизиция фактически была уже уничтожена, и потому дела ведьм судились светскими судами. И были случаи очень разумного отношения судей к делу, тщательная вдумчивость, беспристрастие. Вот, например, случай из практики парижского парламента.

Один патер в Суассоне, по имени Ив Фавен, затеял дело с одним фермером, по имени Жан Рожье, который находился в зависимости от монахов-госпиталитов. Этот фермер отказался платить какую-то установленную дань. Госпиталиты, как и храмовники, были освобождены от десятинной повинности, и поэтому Рожье, как человек, пользовавшийся привилегиями госпиталитов, выиграл тяжбу, что, разумеется, страшно озлило Фавена. Вдобавок, его присудили к уплате судебных издержек. Терзаемый жаждою мщения, он, конечно, высматривал только случай, чтобы насолить своему врагу. Скоро случай представился. Жена Рожье рассорилась с какой-то бедной крестьянкой, которая к ней нанялась на работу. Рожье недоплатила ей за работу, что следовало. Фавен сейчас же вошел в сношения с обиженной бабой, и та легко поддалась на его увещания. Решили совместно напакостить ненавистной чете Рожье. Обиженная баба была колдунья. Она дала Фавену большую жабу, которую хранила у себя в горшке, и велела ему прежде всего окрестить ее по католическому обряду, а затем некоторое время кормить освященною гостиею. Фавен окрестил жабу, дал ей при этом христианское имя Иоанн. После того баба убила эту жабу и с ее помощью смастерила так называемый sorceron. Слово это, очевидно, происходит от sorrier, колдун, и должно было означать какую-нибудь заколдованную снасть, вроде ладанки, наузы и т. п. Дочь этой бабы отправилась с этим снадобьем к Рожье под предлогом переговоров об уплате долга. И вот во время этих бурных прений она подбросила чертовское зелье под обеденный стол Рожье, за который только что собрались садиться сам Рожье, его жена и сын. Они все трое после того внезапно захворали и на третий день умерли. Эта внезапная болезнь и гибель совершенно здоровых людей, конечно, возбудили толки, подозрения, и народная молва мало-помалу добралась до бабы и ее дочери. Их обеих арестовали, и как только за них принялись как следует, т. е. растянули на классических козлах и начали пытать, они тотчас же обе признались и принесли полную и подробную повинную. Мать немедленно сожгли, дочь же сослалась на свою беременность и получила отсрочку. Она воспользовалась этой отсрочкой, чтобы убежать, но ее поймали и снова доставили в Париж. А тем временем из показаний баб узнали об участии в деле и Фавена.

Он тоже был арестован, но ему позволили иметь адвоката. Он апеллировал в парламент, его дело было рассмотрено здраво и беспристрастно, и он был оправдан. Этот случай показывает, как и множество других подобных, что светские суды относились к делам о колдовстве иногда с большим благоразумием, чем и отличались от судов духовных, которые, судя по всему, вполне разделяли ходячие предрассудки и в делах о колдовстве были всегда беспощадны.