Сказания и повести о Куликовской битве

Великому же князю пресдающу на избранный конь, здя по плъком и глаголаше от великыа горести сердца своего, слезы аки рка течатпе от очию его: «Отци и братиа моа, господа ради подвизайтеся и святых ради церквей и вры ради христианскыа, спа бо смерть нам нын нсть смерть, нъ жывотъ вчный; и ничто же, братие, земнаго помышляйте, не уклонимся убо, да внци победными увяземся от Христа бога и спаса душамъ нашим».

Утвръдивъ же плъкы, и~пакы прииде под свое знамя черное и ссде с коня и на инъ конь всяде и съвлече с себя приволоку царьскую и въ ину облечеся. Тъй конь свой дасть под Михаила Андреевича под Бреника* и ту приволоку на него положилъ, пже б ему любимъ паче мры, и тъ знамя черное повелЗ* рыделю своему над нимъ возити. Под гм зна-мянем и убиенъ бысть за великого князя.

Князь же великий ста на мсте своемъ и, вынявъ из надръ своих жы-воносный крестъ, на немъ же б въображены страсти Христовы,* в немъ же вi жывоносное дрво,* и въсплакася горко и рече: «На тебе убо надемъся, жывоносный господень кресте, иже симъ образом явивыйся греческому царю Констянтину,* егда ему на брани сущу с нечестивыми и чюдным твоим образомъ победи их. Не могуть бо погании нечестивии половци противу твоему образу стати, тако, господи, удиви милость свою на раб твоемъ!».

В то же врмя прииде к нему посолъ с книгами от преподобнаго старца игумена Сергиа, въ книгах писано: «Великому князю и всЗш русскым князем, и всему православному въйску миръ и благословение!». Князь же великий, слышавъ писание преподобнаго старца и цловавъ посольника любезно, гмъ писаниемъ утвръдися, акы нкыми крупными бранями. Еще же дасть посланный старецъ от игумена Сергиа хлбецъ пречистыа богородица,* князь же великий снде хлбець святый и простеръ руц свои, възопи велегласно: «О велико имя всесвятыа Троиця, о пресвятая госпоже богородице, помогай нам тоя молитвами и преподобнаго игумена Сергиа, Христе боже, помилуй и спаси душа наша!».

И всйде на избранный свой конь и, вземъ копие свое и палицу железную, и подвижеся ис полку, и въсхог преже всх самъ битися с погаными от великиа горести душа своеа, за свою великую обиду и за святыа церкви и вру христианьскую. Мнози же русские богатыри, удръжавше его, възбраниша ему, глаголюще: «Не подобаеть теб, великому князю, наперед самому в плъку битися, теб подобаеть особь стояти и нас смо-трити, а нам подобаеть битися и мужество свое и храбрость пред тобою явити: егда тя господь упасеть милостию своею, и ты разумеешь, кого чим даровати. Мы же готови есмя в сий день главы своя положыти за тебе, государя, и за святыа церкви и за православъное христианство. Te6i же подобает, великому князю, рабом своим, елико кто заслужить своею главою, память сътворити, якоже Леонтий царь Феодору Тирону,* въ книгы съборныа написати нас, памяти ради русскым сыном, иже по нас будуть. Аще тебе единаго изгубим, тъ от кого имамы чаяти, кто по нас память сътворить? Аще вси спасемъся, а тебе единого останем, тъ кий намъ успх? И будем аки стадо овчее, не имуще пастыря, влачими по пустыни, и пришедше дивии влъци распудять й, и разбжатся овци кои куды. Теб, государю, подобаеть себе спасти да и нас».

Князь же великий прослезися и рече: «Братиа моа милаа, русскые сынове, доброй вашей рчи азъ не могу отвЗлцати, нъ токмо похваляю васъ, вы бо есте въистинну блазии раби божии. Паче же всте мучение Христова страстотръпца Арефы.* Внегда мученъ бысть, и повелё царь вести й на позорище и мечемъ иссЗици, а доблии же его друзи, единъ пред единымъ скорить, койждо ихъ свою главу усЗжателю под мечь клонять за Арефу, въеводу своего, вдяще убо почесть победы своеа. Арефа же въе-вода рече въином своимъ: „Весте убо, братиа моя, у земнаго царя не азъ ли преже васъ почтенъ бых, земныа чьсти и дары взимах? И ныне же преди ити подобаеть ми и къ небесному царю, и главе моей преже усчен быти, паче же веньчане⁴⁴. И приступль мечникъ и ускну главу его, послжде и въином его ускну главы. Тако же и азъ, братие. Кто болши мене в русскых сыновых почтенъ бе и благаа беспрестани приимах от господа? А ныне злаа приидоша на мя, ужели не могу тръпети: мене бо ради еди-наго сиа вся въздвигошася. Не могу видети вас, побежаемых, и прочее к тому не могу тръпети, и хощу с вами ту же общую чашу испити и тою же смертию умрети за святую веру христианскую! Аще ли умру — с вами, аще ли спасуся — с вами!».

Уже бо, братие, в то время плъкы ведуть: передовой плъкъ ведеть князь Дмитрей Всеволодичь, да братъ его — князь Владимеръ Всеволо-дичь, а с правую руку плъкъ ведеть Микула Васильевичь с коломничи, а лвую же руку плъкъ ведеть Тимофей Волуевичь с костромичи. Мнози же плъкы поганых бредуть оба пол: от великиа силы несть бо имъ места, где разступитися. Безбожный же царь Мамай, выехав на высоко место с трема князи, зряй человечьскаго кровопролитна.