Сказания о Гора-Рыбе. Допотопные хроники

А Рыба его и спрашивает: чего, мол, тебе Панкратий, надобно? Рассказал Панкратий Рыбе, как его десять семей по дорогам мыкаются, справа урядник злой, слева башкиры разгульные. Где бедным изгоям приют найти?

Подумала Рыба и молвит: «Селись тут. Поставь скит подальше от берега, чтобы место было не видное, от глаз деревьями укрытое. Если опасность какая придёт или обижать будут, я людей твоих сохраню. Возьми со спины моей два камня. Как лихо станет, стукни камнями, а я тебя услышу». Сказала это Гора-рыба и пропала.

Успокоилось сердце Панкратия. Начали наутро скитальцы землянки себе рыть на склоне под лесом. Ох, тяжёлое это дело — на Урале землю ковырять! Копнёшь раз, копнёшь другой и в камень упрёшься. Только куда деваться? Помалёху выдолбили люди панкратиевы себе в земле норы, да и стали там жить. Голодно, холодно, страшно. И беда долго ждать себя не заставила.

Истинная-то беда не с неба падает и не из под земли вылазит, а из чёрного сердца человечьего происходит. Было у Антипа Седого четверо детей, а старшего Петром звали. Хитрый был этот Пётр да во всём выгоды искал. Решил Пётр выслужиться, и через это денег стяжать. Приехал в Невьянский завод — и прямиком к уряднику. «Знаю, — говорит, — где таватуйские раскольники окопались. Коли денег дадите, приведу вас к ним». А урядник ухмыляется: мол, сперва их в крепость возьму, а коли и вправду то раскольники, тогда и о деньгах поговорим.

На другое утро по лесу таватуйскому солдаты шеренгой пошли. Сто шагов до землянок осталось им, когда Панкратию доложили про облаву. «Бежать надобно!», — говорят Иван Зелютин и Фёдор Кабаков. Да с детьми-то малыми далеко не убежишь. Упал Панкратий на колени и крикнул своим: молитесь! Взмолились они. А сам камни рыбьи из-за пазухи вынул, стучит ими, да приговаривает: «Помнишь ли ты, Гора-рыба, обещание своё? Выручай! Беда к нам пришла!».

И только он эти слова сказал, как странное дело сделалось: земля раздвинулась, а на дне оврага того дыра — будто пещера просторная. Похватали скитники своих баб да детей, и ушли в ту дыру. А как последний в неё влез, земля сомкнулась, будто и не было никого.

Обыскали солдаты весь лес — только белки да дятлы. А Пётр глазам не верит, словно вот только тут люди были, и уже нет их. Злится урядник: «Не денег тебе, сопляк, а плёток бы всыпать за донос липовый!». Собрал солдат своих и ушёл. Сел Пётр на камень, и закручинился. Вдруг видит, из земли люди выходят. «Ах, вот они где схоронились! — догадался Пётр. — Ну, ничего: запомню я это место!». Хотел он сперва урядника догнать, да только любопытно ему стало. Заглянул он в пещёру-то и обомлел — стены у ней и не каменные вовсе, а серебряными щитами выстелены, будто огромная чешуя рыбья. А под ногами ступнями вниз плавники гигантские. Идёт Пётр, а сам думает, какую бы ему выгоду из такого открытия получить. Вдруг слышит он голос глухой ниоткуда: «Звали тебя сюда, Пётр, антипов сын?». — «Не звали», — отвечает он. «А незваным гостям тут не рады, — говорит голос. — Уйдёшь сам без возврату или здесь останешься?». Задумался Пётр: если уйду сейчас, то уж никакой выгоды не получится. «Останусь!» — кричит. «Так тому и быть», — сказал голос. И после слов этих вход в пещеру замкнулся.

С тех пор никто его больше не видел.

Искал Антип Седой сына своего повсюду, даже в Калиново плавал к дикарям. Только всё без толку. Говорили ему, будто видели давеча Петра в Невьянске у урядника. Ездил в Невьянск. Но урядник одно талдычит: мол, никакого Петра не знаю, не ведаю! Пошёл Антип Седой тогда к скитникам, что на горе под лесом окопались. Увидел Панкратия, стал на колени перед ним и прощения у него просил за то, что на порог не пустил. Спрашивал он у Панкратия про сына, да только ничего Панкратий сказать ему не мог. Советовал молиться, может, Господь сжалится и дорогу к сыну покажет. «Как молиться-то? Научи меня, странник», — просит Антип. «Я научу тебя молиться правильно, как наши деды молились. Только ты должен нам помочь. У тебя на дворе амбар есть большой. Разреши нам всем в том амбаре молиться, а то негоже в норе Господа славить».

Согласился на это Антип Седой. Панкратий вскоре в амбар крест общинный перенёс, о восьми сторонах крест, как по старой вере полагается. И книги ещё свои молельные. С тех пор молились все таватуйские по-старому. Двумя перстами крест клали, пели в один голос, поклоны исполняли как положено, попов не признавали, а крестным ходом вкруг антипова амбара посолонь ходили. Постились строго, верили горячо.

Стал Таватуй староверским местом, а Панкратия Фёдорова стали почитать как праведника. И неспроста. Жизнь его была к людям повёрнута: много он добра сотворил, помогал многим да молодых к добру наставлял. Жил просто и бесхитростно. Вот только одна странность за ним водилась — везде носил Панкратий при себе пару камней заветных. Ничего особенного, камни как камни, таких тут полно по берегам-то валяется. Спрашивали про них, а он молчит, только улыбается в бороду да глаз щурит.

Сказание о кончине Кали-Оа