Сказания о Хиль-де-Винтере

Снова, как и в первый раз, когда Като довелось увидеть сказочный город, перед воротами растянулся караван верблюдов, груженных товарами с юга, из Замии. Враждебного государства, как-никак — вот караван и проверяли с особой тщательностью. Но, похоже, все-таки пропустили — кому не хочется видеть на своем столе мяса тамошних диковинных зверей, выпечки с замийской ванилью и сладких цветов из пустыни? Да и женушка какого-нибудь стражника наверняка заказала себе в подарок клатч или туфельки из замийских питонов — чуткие уши Гарда расслышали каждое слово недовольного ворчания замийцев — о том, что въезд в город обошелся им дорого, и пришлось рассчитаться частью привезенных на продажу шкурок рептилий.

При подъезде к городским воротам Като изо всех сил сжала поводья — напрасно, ее лошадь отреагировала на замийских верблюдов на удивление спокойно, словно не раз с ними встречалась.

На воротах — тот же самый стражник, который пропустил ее когда-то в город. Вероятно, не стоит, как тогда, представляться графиней Камбрези, ибо на этот раз она ведь одна и без свиты, да еще и с хищным зверем собирается въехать в город.

Стражник молчал, щуря выцветшую пару глаз и разглядывая ее с головы до ног, ожидая, пока она сама не представится и не расскажет о цели своего визита в город.

— Вот, еду … в Альбицию, — неуверенно начала Като, остановив лошадь в нескольких метрах от вооруженной до зубов стражи.

— Ко Двору? — Вопрос прозвучал столь сурово, что Като ненароком вздрогнула. Как на допросе.

Стражник, не переставая разглядывать ее со всех сторон, ловко перехватил арбалет, словно предупреждая — если что пойдет не так — стрела в лоб обеспечена. И это-то метров с трех. Завещание составить не успеешь — подумалось Като. Даже в устной форме.

— Ну да, — натянуто согласилась наша мнимая графиня, вспотевшими руками сжимая кожаные поводья. — Вот, везу ручного каракала.

Гард в подтверждение ее слов, подошел к «хозяйке» ближе, и, мурлыча, стал тереться ухом о ее ступню в стремени — выше он попросту не доставал.

— Ути, кисюля, — засмеялась Като, и наклонившись в седле, почесала Гарда за ухом, стараясь, чтобы это как можно более походило на тисканье обычного домашнего кота. Как ей показалось, Гард блаженно сощурился.

— Да уж, — натянуто улыбнулся стражник, наблюдая за развернувшейся перед ним умильной сценой. — «Кисюля»-то без ошейника.

Гард как минимум осуждающе взглянул на воина. Разные колкости вертелись у него на языке, но он дал Като обещание вести себя хорошо на въезде и особенно — молчать, будто он — самый обычный зверь.

— Драконы, я слышал, тоже мурлычут после сытного обеда человечинкой. — холодно заметил стражник. — Статут 45, пункт «б», о провозе особо опасных зверей и хищников более полуметра: «въезд в строгом ошейнике, хозяин или сопровождающее лицо подписывают бумагу об ответственности за любой причиненный зверем ущерб».

Като сглотнула. Стрела в голову последует?

— Ты бы еще волколака в город на бельевой веревке привезла, — суровый исполнитель закона неожиданно расхохотался, его обветрившие брыла затряслись от смеха, заклацали плохенькие доспехи, не везде должно обшитые кожей.

Като покраснела. Сказать ему, что Гард — не зверь? Не поверит. Или того хуже — пристрелит обоих.

— С тебя три золотника. — Воин порылся в каком-то мешке и бросил к ногам ее лошади старую ржавую цепь.

— Не дороговато ли за ржавую железку?

— В острог не хочешь? — в тон ей ответил стражник.

Пока Като сокрушенно выгребала золото герцогского кошеля, оставленного ей когда-то хиль-де-винтеровскими слугами, Гард обреченно подал ей в пасти стражниковскую цепь с ошейником. Не вылезая из седла, девушка нагнулась к «кисюле» и осторожно одела ему на мохнатую шею строгий ошейник с шипами вовнутрь. Во время этой операции Гард молчал и не дергался, как и было оговорено. Но в его взгляде читался немой укор.

Когда Като подписала все необходимые бумаги и, наконец, въехали в Совитабр, Гард и тогда не проронил ни слова. Нервно постегивая бедра хвостом, он обегал лошадь спереди, заходя справа налево, то слева направо, так что цепь путалась у кобылы под ногами, и Като вынуждена была прикрикнуть на него. Тогда кот пристроился где-то сзади, стараясь как можно громче на бегу звенеть цепью, этим отчаянным звяканьем пытаясь пробудить в ней совесть.

А Като одновременно было и жалко его, и смешно. Все-таки как тут не улыбнуться — за тобой бежит парень на цепи, пусть и в кошачьем обличье. Гард эту улыбку понял по-своему.

— Ты никогда раньше не замечала за собой садо-мазохистких наклонностей? — Только и мог въедливо спросить он, когда, наконец, свернули в ближайший проулок, и Като освободила его, деловито смотав цепь.

— Я не люблю, когда издеваются над животными, если ты об этом. — Задумчиво отозвалась Като.