Сказания о Хиль-де-Винтере

— Животными? — Только и смог сказать Гард, вне себя от негодования. Оскорбленный кот и не разговаривал с ней еще целых три улицы. Три, потому что на пересечении Белокаменной и улицы Булочной их снова остановили и потребовали поставить лошадь в платную конюшню — мол, сегодня праздник, и в центр верхом можно только госслужащим.

— Что это за праздник такой, что мы еще ничего не видели и не слышали, а уже заплатили и золотом, и серебром? — Проворчал Гард, когда ему наступили на лапу. — Да что они там столпились, там что, деньги с неба сыплются?

— Похоже, что так, — в силу своего роста Като, естественно, могла увидеть больше, чем кот.

На другом конце улицы показалась процессия во главе с особой в пурпуре и цветах. Должно быть, это был сам король Сеймурии, ибо такого надменного взгляда Като ранее не приходилось видеть. Молодой государь ехал в открытой карете, увитой розами и лавровыми ветками, почему-то больше походившей на пышно украшенную телегу. Ее с трудом волокли диковинные антилопы с рогами острыми, как шпага гвардейца, и одна ломовая лошадь, замаскированная под пустынную диковинку — ее «загримировали» пестрой попоной и парой увитых плетями цветов бумажных рожек.

По левую руку от монаршей особы восседала грудастая девушка в шелковом фуксиновом платье, расшитым золотом, с розой в пышной блондинистой прическе. Просторное платье не скрывало, что они с королем ждут наследника, а впрочем, об этом можно было догадаться по ее самодовольному виду и улыбке, не сходившей с лица. Королева-будущая-мать хотела любовно, по-домашнему, взять супруга под руку, но он смерил ее быстрым осуждающе-холодным взглядом, и белозубая красавица оставила попытки изобразить счастливую семейную пару.

По сторонам от королевской кареты скакал целый легион всадников, растянувшись на всю ширину улицы. Они делали вид, что высматривают в толпе тех, кто попытается сорвать пышную церемонию, и их красно-черные гвардейские плащи развевались, как флаги над пешей толпой. Ближе к карете степенно и с достоинством ехали приближенные, облаченные в роскошные пурпурные одежды, расшитые золотом и драгоценными камнями, а длинноногие скакуны под ними ступали по мостовой, усыпанной лепестками роз и дикими лилиями. Ведь шествие предваряла повозка, в которой сидели музыканты и два маленьких пажа. Они то и дело ныряли в огромные торбы у пояса и осыпали улицу их содержимым: цветами и мелкими монетами. Последнее, видимо, и стало причиной давки, учиненной толпой.

— Может, и мне пойти пособирать? — Предложил Гард, намереваясь залезть в самую гущу толпы. — Окупим затраты на твою клячу и бдсм-развлечения.

— Смотри, чтобы мне потом не пришлось соскребать твои останки с мостовой, — мрачно пошутила Като. Кот оценивающе взглянул на учиненную толпой давку и благоразумно остался на месте.

— Черт, да они сейчас передавят друг друга за эти копейки, — тихо и грустно усмехнулся кот, и Като расслышала лишь часть его слов. «Передавят друг друга», — машинально повторила она про себя, разглядывая лица членов монаршей свиты. Она спросила у рядом стоявших, что это за всадник едет на скакуне в целиком золотой упряжи, и получила ответ, что это глава города, назначенный королем — Рокберн, граф Глас-Норд-Вэйский.

Этот Рокберн был выше большинства всадников, но выделялся и без этого. Горделивая осанка и знамя с гербом Совитабра, которое он нес, словно Совитабр был его собственностью; скуластое бледное лицо с ухоженной кожей в обрамлении темной копны жестких волос и манера подолгу задерживать взгляд на чем-либо, без всяких эмоций — таким он запомнился Като.

Процессия надвигалась на них; часть горожан отступила в проулки, чтобы освободить проезд. Като хотела было последовать их примеру, однако же еще один всадник привлек ее внимание. Из всей королевской свиты он один был облачен не в пурпурный, а в бело-золотой плащ. Он был примерно того же роста, что и Рокберн, и на этом сходство заканчивалось. Соломенная копна волос, лицо с аристократичными, утонченно-удлиненными чертами и характерный надменный и отрешенный взгляд. Като узнала как его самого, так и темно-серого, похожего на гору коня под ним. Без сомнения, это был Матей, герцог Эритринский, восседавший на своем неизменном любимце Дыме.

— Герцог? — Ошарашенно вымолвила она, не замечая, что оказалась на пути у процессии и красно-черные гвардейцы теснят ее.

Внезапно она почувствовала, как кто-то настойчиво тянет ее за подол платья в сторону проулка.

— Като, тебе на ухо, случайно, не наступили? Ты меня не слышишь, что ли? — Донеслось до нее низкое недовольное рычание.

— Куда ты меня тянешь, Гард? — Она посмотрела вниз и обнаружила, что это были проделки кота. — Ты не понимаешь, я только что видела герцога!

Гард вприщур глядел на Като, в нервном возбуждении, с горящими глазами рвущуюся в самую гущу толпы, и словно не узнавал ее.