Сказания о волках

Ждан, не замечая интереса к себе со стороны Лютомира и его дочери, рассказывал про то, как не зная своих отца-матери, был воспитан старым дедом. Как дразнили его в детстве волчонком, за то, что в драках рычал на них, аки зверёныш, оскалившись на обидчиков. Как дед спасал его от злых мальчишек, что старались постоянно задеть мальчика. Как плакал, убегая в лес.

Лютомир смотрел на юношу уже не просто как на глупого мальчишку, который вдруг решил оборотиться именно в волка, а не в медведя. Волк не может стать никаким другим зверем. Вождь, молча, поднялся со скамьи, Ждан хотел, было, подняться следом — негоже малому сидеть перед вожаком, но тот положил ему на плечо широкую ладонь, усадив обратно, подошёл к окну и что-то там высматривал.

— Сколько тебе годов? — спросил, повернувшись в сторону Ждана.

— Семнадцать в первый день лета исполнилось, — повернув голову к Лютомиру, ответил парень.

— Семнадцать, значит, — снова задумался вождь. — А где родился, знаешь? — в ответ только отрицательно покачали головой. — Жданка! Хватит подслушивать под дверьми! — громко произнес отец. Раскрасневшаяся девушка вышла в горницу. — Сходи-ка к дядьке Шульге да позови сюда.

Стрелой выскочила девчушка из терема и побежала к старому Шульге. По дороге к нему её пытались остановить молодые волчицы, но Жданка отмахивалась от подружек, запыхавшись, забежала к деду в дом:

— Дед Шульга! Дед Шульга! Тебя тятя зовет!

— Пошто? — проскрипел старческим голосом из-за печки старый Шульга.

— Гость у нас!

Дед, покряхтев для порядка, поднялся со скамьи и, ковыляя, направился к двери. До терема Лютомира ему идти надо было через половину немалого поселения; дед, опираясь на палку, старался быстрее пройти это расстояние, но больные ноги не позволяли это сделать. Медленно передвигаясь по становищу, старик приближался к терему. Ну, вот. Дошёл. Шульга устало присел на первые ступеньки, подогнув трясущиеся ноги.

Поговорив с подружками и кое-что рассказав им про Ждана, хотя Жданка и знала-то мало, девушка побежала быстрее ветра обратно к дому. Увидела сидящего на ступеньках деда, запричитала:

— Что ж тебя никто не проводил в горницу-то! Поднимайся деда, я сама помогу тебе по ступенькам подняться, — она ловко подставила старику своё плечо и обхватила рукой под мышки. Открыв дверь, принялась корить отца: — Позвал старого, а помочь ему по крыльцу подняться некому! — зыркнула на него так, что вожаку стало не по себе, усадила старика на скамейку, да сама не вышла вон, присев с краю подальше от мужчин.

— Прости, Шульга, задумался, — оправдался укорённый дочкой вожак, потом перевёл взгляд на гостя. — Тебе никого не напоминает этот отрок?

Дед всматривался в нового человека подслеповатыми глазами: что-то знакомое распознавалось в чертах юноши, неуловимое, да не мог припомнить, где видел. Глаза показались ему знакомыми. Где же он такие видел? Поднялся на слабых ногах, подошёл ближе, заглянул в их серую сталь и отпрянул в страхе, словно видение, увидел молодых Чернаву и Тура.

— Узнал, значит, — выдохнул Лютомир, — а я-то думал, только мне показалось…

— Внучек, — упал с плачем перед отроком на колени старый Шульга, залившись горючими слезами.

Вскочил Ждан со скамьи, как ужаленный, от слов старика, раскрывши очи, в полной растерянности, смотрел он на незнакомого тщедушного дедка. Какой внучек?! Ведь его растил дед Куша, говоря, что родители сгинули не понять где давным-давно. Тихо вскрикнула Жданка, прикрыв рот ладонью от услышанного, с такой же растерянностью, как и Ждан, глядела на отца и Шульгу, стараясь осознать происходящее. Кинулась поднимать деда.

— Дедочка, миленький, поднимайся, — да не под силу ей одной, ослабел старый Шульга, тут подоспел ей на подмогу Ждан, подняли они деда, посадив обратно на скамью.

— Знамо, вы боле меня обо мне ведаете, — сдвинул брови юноша, — теперь и я хочу ведать то.

Поскребши аккуратную бороду, начал Лютомир невесёлый рассказ: