Сказания о земле Русской. От начала времен до Куликова поля

«Пишу к тебе, потому что принудил меня к тому сын твой крестный; прислал ко мне мужа своего и грамоту; пишет: уладимся и помиримся, а братцу моему суд пришел; не будем за него местники, но положимся во всем на Бога: они станут на суд перед Богом, а мы Русской земли не погубим. Увидав такое смирение сына моего, я умилился и устрашился Бога, подумал: сын мой в юности своей и в безумии так смиряется, на Бога все возлагает; а я что делаю; грешный я человек, грешнее всех людей! Послушался я сына своего, написал к тебе грамоту: примешь ли ее добром или с поруганием – увижу по твоей грамоте. Я первый написал тебе, ожидая от тебя смирения и покаянья. Господь наш не человек, а Бог всей Вселенной, что хочет – все творит в мгновенье ока; а претерпел хуленье, и плеванье, и ударенье, и на смерть отдался, владея животом и смертью; а мы что – люди грешные? Нынче живы, а завтра мертвы; нынче в славе и в чести, а завтра в гробе и без памяти; другие разделят по себе собранное нами. Посмотри, брат, на отцов наших: много ли взяли с собой, кроме того, что сделали для души своей. Тебе бы следовало, брат, прежде всего прислать ко мне с такими словами. Когда убили дитя мое и твое пред тобою, когда ты увидал кровь его и тело увянувшее, как цветок, только что распустившийся, как агнца заголенного, подумать бы тебе, стоя над ним: «Увы, что я сделал! Для неправды света сего суетного взял грех на душу, отцу и матери причинил слезы! Сказать бы тебе было тогда по-давидовски: аз знаю грех мой, предо мной есть выну!» Богу бы тебе тогда покаяться, а ко мне написать грамоту утешную да сноху прислать, потому что она ни в чем не виновата, ни в добре, ни в зле; обнял бы я ее и оплакал мужа ее и свадьбу их, вместо песен брачных; не видал я их первой радости, ни венчанья, за грех мой; ради Бога пусти ее ко мне скорее: пусть сидит у меня, как горлица на сухом дереве жалуючись, а меня Бог утешит. Таким уж видно путем пошли дети отцов наших: суд ему от Бога пришел… Если бы ты тогда сделал по своей воле, Муром взял бы, а Ростова не занимал и послал ко мне, то мы уладились бы; но рассуди сам: мне ли было первому к тебе посылать, или тебе ко мне; а что ты говорил сыну моему: «шли к отцу», так я десять раз посылал. Удивительно ли, что муж умер на рати, умирали так и прежде наши прадеды; не искать бы ему чужого, и меня в стыд и в печаль не вводить; это научили его отроки для своей корысти, а ему на гибель[3].

Захочешь покаяться пред Богом и со мной помириться, то напиши грамоту с правдой и пришли с нею посла или попа: так и волость возьмешь добром, и наше сердце обратишь к себе и лучше будем жить, чем прежде: я тебе ни враг, ни местник. Не хотел я видеть твоей крови у Стародуба; но не дай Бог мне видеть крови и от твоей руки, и ни от которого брата по своему попущению; если же я лгу, то Бог меня ведает и крест честной. Если тот мне грех, что ходил на тебя к Чернигову за дружбу с погаными, то каюсь. Теперь подле тебя сидит сын твой крестный с малым братом своим, едят хлеб дедовский, а ты сидишь в своей волости: так рядись, если хочешь, а если хочешь их убить, они в твоей воле; а я не хочу лиха, добра хочу братьи и Русской земле… Я к тебе пишу не по нужде: нет мне никакой беды; пишу тебе для Бога, потому что мне своя душа дороже целого света».

Письмо это подействовало. Между старыми друзьями детства состоялось примирение, по-видимому искреннее и со стороны Олега.

Это примирение дало, наконец, возможность Мономаху осуществить то, о чем он давно мечтал, а именно: устроить общий княжеский съезд и на нем полюбовно решить все те вопросы, которые вызывали распри.

И вот в 1097 году в городе Любече собрались на съезд великий князь Святополк Изяславович, Олег и Давид Святославовичи, Владимир Всеволодович Мономах, Давид Игоревич и один из сыновей Ростислава Василько, сидевший с братом Володарем в Червенских городах[4]. С князьями вместе прибыли их дружинники, а также люди от земель.

Всем съездом руководил, разумеется, Владимир Мономах. Съехав шись, князья стали говорить друг другу: «Зачем губим Русскую землю, поднимая сами на себя вражду? Половцы разоряют землю нашу и рады, что между нами усобица. Пусть же с этих пор будет у всех нас единое сердце и будем блюсти Русскую землю».

Затем они урядились между собою так: дети каждого из трех сыновей Ярослава берут себе те волости, в которых сидели их отцы; поэтому Святополк вместе с Киевом получил и Туров; Мономах – Переяславль, Смоленск и Ростовскую область; Святославовичи – Олег, Давид и Ярослав – земли Черниговскую и Муромскую. Что же касается до бывших князей-изгоев – Давида Игоревича и двух Ростиславовичей, то за ними было оставлено то, что дал им великий князь Всеволод в конце жизни, а именно: Давиду – Владимир-Волынский, а Ростиславовичам Червенские города: Володарю – Перемышль, а Васильку – Теребовль; эти части Давида, Володаря и Василька были выделены из Волынской земли, ранее полностью принадлежавшей отцу Святополка Изяславу.