Сказания Стигайта

Одним словом, таверна выглядела сносно. Угадывалось в ее облике и первозданное величие, растерянное с течением лет потомками первых поселенцев. Судьба «Водоворота» сложилась так, что ныне он принадлежал некоему Фарьяду, а до него заведением владело трое других семейств, последнее из которых и привело таверну в плачевное состояние. И хотя новый хозяин вернул ей подобающий вид, большего он сделать не сумел, да и не захотел.

* * *

«Как такое вообще может быть? — мысли Кронта роились, пока он медленно пятился назад, держа сжатые кулаки наготове. — Это же немыслимо, невозможно!»

Мовард двигался на него хоть и шатающейся, но вполне уверенной походкой, от которой так и веяло угрозой.

Этот громадный чужеземец обитал в «Водовороте» вот уже несколько дней, и казалось, будто единственным занятием в его жизни было беспрестанное пьянство. Черноволосый и вечно угрюмый, Мовард, едва переступив исхоженный сапогами порог, сразу же потребовал себе выпивки и направился к столу в дальнем углу таверны. Люди, мирно почивавшие там, были не против нового компаньона, вот только компаньон оказался против, и вскоре остался сидеть в одиночестве — прежние застольщики разумно решили с ним не связываться. Осушив первый эрфиль добротного напитка, он заказал себе следующий, затем еще один, следом прочий… К тому времени, как любой другой упал бы в беспамятстве, этот человек лишь устало встряхивал головой да ворчал себе под нос что-то бессвязное. Солнце клонилось к земле все ниже и ниже, а чужеземец так и пил без передыху, не обращая и доли внимания на окружающих; исключение составили те редкие смельчаки, что тщетно пытались разговорить молчуна. До самого вечера люди поглядывали на Моварда с опаской и старались не шуметь без надобности. Однако выяснив, что верзиле ни до кого нет дела, вернулись к прежнему своему веселью. По чьим-то заверениям, Пьянодум, как его стали называть вполголоса, всю ночь просидел за столом не сомкнув глаз.

На следующий день чужеземец увлекался выпивкой уже значительно меньше, но все еще в немыслимой для других мере. Теперь он что-то тщательно выводил на помятых бумажных листах, вынутых им из-за пазухи. Были ли это письма, а может какие рисунки — никто толком понять не сумел. Зато у посетителей таверны появилось новое развлечение: они решили делать ставки на то, сколько же еще продержится Пьянодум, прежде чем провалится в глубокий хмельной сон. Особенно охотно на это соглашались вновь прибывшие, надеясь поживиться легким выигрышем, за что и поплатились звонкой монетой, да не одной. Однако прошел час, второй, третий, а Мовард все сидел себе как ни в чем не бывало и прихлебывал пиво, да так, что многие уже плюнули на бессмысленные ставки и нашли другое занятие по душе.

Лишь с уходящим солнцем того дня громила покинул свое привычное место и тяжелыми шагами поплелся к выкупленной комнате, чем немало удивил постояльцев таверны: те уже свыклись с недвижным Пьянодумом, и считали его скорее пустым големом, нежели человеком, а то и вовсе частью убранства «Водоворота», навроде огромного черного шкафа (хотя будем честны, ни один шкаф не вместил бы в себя столько выпивки).

Что и говорить, если само имя чужеземца узнали совершенно случайно, когда чей-то вострый слух уловил такие его слова:

«Да чтобы я, Мовард, пресмыкался перед жалким трусом?! Не бывать этому!» — после чего здоровяк с силой ударил по столу, опрокинув пустые кувшины и заставив дрожать полные.

Слова эти, судя по всему, прозвучали громче намеренного, ибо Пьянодум впервые огляделся по сторонам, а уж затем вернулся к своей бескрайней попойке.

Вот так в «Водовороте» и появился этот необычный постоялец. Но покуда он никому не мешал, а за ночлег и питье платил исправно, Фарьяд, наравне со многими прочими, был не против его пребывания в таверне. Но пришло время, и Пьянодум проявил себя с совершенно иной стороны… То был день, когда в таверну решил наведаться Кронт, рандарь и весьма толковый бард.

* * *

— Стой! Остановись! Если то, что я сказал…

— Ах, что ты сказал? Что ты сказал, крысеныш?! — взревел Мовард и потянулся рукой к пустующему табурету. — Сейчас я тебе растолкую, что ты сказал!

Кронт всегда был человеком своенравным, и уж точно никогда не слыл трусом, как и не упускал случая доказать это всем вокруг. Но сейчас, перед лицом разъяренного чужеземца, он едва не бросился наутек, столь страшен оказался Пьянодум в гневе! Удержали его лишь остатки гордости, чудом уцелевшие от внушающей трепет картины, да стыд перед Фарьядом и гостями таверны, коим, после побега виновника, пришлось бы всеми правдами и неправдами верзилу утихомиривать. И неизвестно, чем бы все это тогда окончилось; неясно, правда, чем кончится и теперь…

Кронт успел пригнуться, и как раз вовремя — над его головой раздался чудовищный хлопок, а за ним и громкий треск. Это крепко сколоченное сиденье, брошенное Мовардом с удивительной силой и меткостью, врезалось в стену и разлетелось на куски. Барду все же крепко досталось отскочившей деревянной ножкой, и на миг его сознание затмила ослепительная вспышка боли…