Сказания Таморана: Песнь Сумерек (СИ)

Разгадав план противника, она взяла в руки Морая и сконцентрировала первозданные частицы тьмы вокруг его лезвия. Казалось, что чёрный клинок в этот момент окутала сама ночь.

Аксея шагнула вперёд поступью бездны, в одно мгновение оказавшись около готового в этот миг сорваться с места медведя. Морда того исказилась в неверии, когда заряженный первозданной тьмой Морай порезал значительную часть его бока.

Медведь в ярости развернулся, собираясь ответить, когда почувствовал ту же боль, но уже со спины!

Раз за разом, ход за ходом, он никак не мог поспеть хотя бы за клочком её тени, пока его тело накапливало мелкие и средние ранения. Складывалось впечатление, что она просто играется с ним, нанося незначительные удары дразня, но не убивая.

Воин племени Ульба ещё не догадывался, что поддавшись ярости, вступил на тот же путь, что и ужасающий ледяной змей. Чем дольше шла битва, тем больше порезов появлялось на его массивном теле.

Тёмная энергия, будто яд, проникала всё дальше и глубже. Медведь стал уставать, появилась одышка. Он уже не атаковал так яростно и безрассудно как раньше. Со временем он даже перестал замечать порхающую вокруг него Аксею. Мир погрузился во тьму, и всё что у него осталось ‒ еле различимые звуки.

Гордый сын племени никак не мог такого принять. Хоть в клане он и не достиг вершины, хоть зачастую встречал поражения и неудачи, как воин племени Ульбы он всегда верил, что в один прекрасный момент взлетит гораздо выше других, подобно великим предкам.

Заметив чужака, он увидел возможность возвыситься, вернуться со славной победой, наконец-то выделиться среди других. Но подобному не суждено было сбыться.

Сейчас он был будто старик, не способный встать с постели или даже пошевелить пальцем! «Умереть вместе с врагом в яростной битве.» ‒ То, чего желал каждый воин. С таким укоренившимся мышлением лишь одна мысль о позорном проигрыше бросала его в холодный пот.

Он отказывался это принимать! Он хотел бороться! Кричать! Но не мог...

Всецело доверить свою дальнейшую судьбу неожиданно созданному врагу ‒ всё что ему оставалось.

Осознав эту простую истину, он почувствовал себя свободнее, в глубине души надеясь, что его жизнь заберут клинком, а не оставят подыхать от яда, как последнюю падаль.

Глава 24

Глава 24.

Глядя на неподвижное тело белого медведя, Аксея вздохнула с облегчением. Хоть она и не могла считать его сильным противником, контроль за впитываемой им тёмной энергией требовал максимальной сосредоточенности и больших усилий. Небольшая ошибка в контроле яда ‒ и жизнь медведя могла подойди к концу, чего девушка не хотела.

Несмотря на то, что он был первым, кто атаковал, Аксея не злилась и, тем более, не хотела портить отношения с племенем Ульба из-за возможного недопонимания.

Видя состояние распластавшегося на снегу медведя, Морай мог лишь цокнуть языком. Его шкура была определённо прочной, но она не могла сравниться с ним, демоническим клинком. Сейчас он думал:

« Хм, если бы у нас в запасе перед встречей с тем гигантом был хотя бы год, то на его месте вполне мог оказаться Бардук...»

Пока демон представлял возможные будущие достижения Аксеи, он совсем забыл о том, что со времени заточения это был первый раз, когда его использовали в качестве настоящего меча. Будучи сосредоточенным в момент сражения на её движениях, Морай даже не задумывался об этом немного печальном для него факте. Для великого демона, трансформация в чей-то личный меч должна быть вопросом чести и гордости, но он уже встал на этот путь, сам того не замечая...

Между тем, пока Морай вырисовывал в своей голове весьма радужное будущее, медведь всё ещё надеялся почувствовать острие клинка на своей шее. Но, как бы сильно он этого не желал, знакомое чувство не приходило, отчего в душе воина Ульба нарастало беспокойство. Мысли о позорной смерти уже почти заполнили его голову, но неожиданно сознание понемногу стало проясняться.

К нему вернулись зрение, обоняние и осязание. Каждая рана на его теле болезненно заныла, когда из них начали испаряться частицы тьмы, похожие на тяжёлый тёмный пар.

Хоть он и вернул контроль над своим разумом, тело отказывалось пошевелиться хотя бы на дюйм. Медведь не мог встать и продолжить бороться, как подобает воину, и ему лишь оставалось наблюдать за возвышающейся над ним фигурой.

Хотя она и была совсем небольшой, в несколько раз меньше его самого, сейчас она испускала какую-то неведомую доселе ауру силы и покоя. Из-за ее спокойного лица, на котором не отображалось ни ненависти, ни злости, ни даже радости от победы, у медведя сразу пропало всякое желание с ней бороться.

Смотря прямо на своего недавнего противника, а ныне на победителя, в чьих руках была власть над его жизнью, воин Ульба принял суровое выражение морды, и грубо, очевидно желая сохранить остатки гордости, заговорил на общем языке: