Из стержня над аркой брызнул серебристый туман. Ревущая волна захлебнулась, свернулась, погрузилась в металлический туман, пленивший и поглотивший ее; от нее не осталось ни звука. Туман сжался в плотный шар, удлинился, как копье, и, разогнавшись, глубоко погрузился острием в губчатый нос гиганта. Послышался глухой отголосок взрыва; огромное лицо скорчилось от боли, а его нос превратился в розетку разорванных лепестков серой плазмы. Лепестки шевелились и раскачивались, как лучевые отростки морской звезды, после чего снова срослись, и шишковатый нос стал заостренным конусом.
Старик сказал: «Ты что-то сегодня капризничаешь, мой демонический гость! У тебя отвратительный нрав. Мешаешь бедному старому Керлину выполнять его обязанности. Нехорошо! Ты изобретателен, но не предусмотрителен. Так что же, Жезл? – старик обратился к стержню над аркой. – Ты почуял этот звук? Придумай равноценное наказание, этой омерзительной роже давно пора устроить взбучку».
Послышался хлопок: из стержня выдвинулся черный кнут, громко щелкнувший в воздухе, изогнувшийся под арку и хлестнувший по серому лицу. На лице образовался растущий рубец. Лицо вздохнуло и сморщилось, глаза его зажмурились, спрятавшись в зеленоватых складках плоти.
Куратор Керлин рассмеялся – визгливым, тявкающим, безразлично-рассеянным смехом. Смех этот внезапно прервался – так, словно никогда не начинался. Куратор повернулся к Гайялу и Ширли, стоявшим, прижавшись друг к другу, недалеко от арочного прохода.
«А это еще что такое? Музей закрыт, занятия кончились! Разве вы не знаете расписание? Почему вы задержались, что вы тут делаете?» Старик строго погрозил им пальцем: «В Музее не положено безобразничать, я этого не допущу. Ступайте прочь, возвращайтесь домой в Торсингол. И в следующий раз уходите, как только прозвенит гонг – вы нарушаете установленный порядок…» Старик прервался и бросил беспокойный взгляд через плечо: «Сегодня вообще все не так, как положено! Ночной ключарь опять опаздывает, это никуда не годится… Я уже целый час жду этого бездельника, придется доложить о нем в Ликургат. Мне давно пора прилечь у камина… Разве можно так обращаться со старым Керлином? Я не обязан замещать всю ночь какого-то ленивого дебила… Выгонять опоздавших – его обязанность, а не моя! А вы? Почему вы все еще здесь? На улице уже стемнело!» Старик приблизился к Гайялу и его спутнице, раздраженными жестами приказывая им покинуть галерею.
«Уважаемый Куратор, мне нужно в с вами поговорить», – сказал Гайял.
Старик остановился, прищурился: «Что? Еще какие-то хлопоты? Нет уж, я свою смену отработал, а вы нарушаете правила. Правила нужно соблюдать. Обратитесь ко мне завтра утром – я буду в аудиариуме четвертого округа – тогда я вас выслушаю. А теперь уходите!»
Озадаченный, Гайял отступил на шаг. Ширль опустилась на колени: «Господин Куратор, умоляю, помогите нам! Нам некуда идти!»
Куратор Керлин недоуменно взглянул на девушку: «Некуда идти? О чем ты говоришь? Иди домой – или, если ты бездомная, попроси убежища в Храме. Тебя могут приютить в общественном эсцентариуме. За заставой есть постоялый двор. В Торсинголе всегда можно переночевать бесплатно, это уж как пить дать. А Музей – не таверна для бродяг».
«Господин Куратор! – в отчаянии воскликнул Гайял. – Выслушайте меня! Мы в беде, возникла чрезвычайная ситуация!»
«Ладно, говорите».
«На вас нашло затмение ума, вы повредились в уме! Вы меня понимаете?»
«А! В самом деле?» – пробормотал Куратор.
«Торсингола больше нет. Вокруг Музея – холодная пустыня. Ваш город давным-давно исчез, с тех пор прошли тысячелетия!»
Куратор снисходительно улыбнулся: «Печальный случай! Вот так и бывает с прилежными молодыми людьми, когда они перенапрягаются. Разум не выдерживает лихорадочного темпа жизни». Старик покачал головой: «Что поделаешь? Бедным дряхлым костям придется подождать, заслуженному отдыху еще не время. Испарись, усталость! Нас призывают долг и простое человеческое сострадание, нам предстоит исцелить безумие и восстановить ясность мышления. В любом случае, ночной ключарь не явился – заменить меня некому». Он подал знак: «Пойдемте».
Обуреваемые сомнениями, Гайял и Ширль неохотно подчинились. Куратор открыл одну из дверей и прошел внутрь, бормоча себе под нос и жестикулируя так, словно он спорил с невидимым собеседником. С опаской посматривая по сторонам, молодые люди осторожно последовали за ним.
Они оказались в кубическом помещении; пол был покрыт матовым черным материалом, а стены сверкали со всех сторон мириадами округлых золотых шишечек. В центре помещения стояло кресло с нависшим над ним колпаком, а рядом с креслом находился пульт, достигавший примерно уровня груди, со множеством переключателей, движков и ребристых верньеров.