Погруженный в размышления о гипотезах, Ильдефонс игнорировал Хуртианца. Эрарк воспользовался случаем заявить, что, по его мнению, для понимания сущности цивилизации требовалось изучение как минимум двух или, что еще лучше, трех объектов, относящихся к различным качественным категориям: «Например, в математике последовательность функционального ряда невозможно определить, если не известны как минимум три составляющие».
«Охотно предоставлю ученому возможность изучить три атома, – уступил Ильдефонс, – хотя, строго говоря, даже двух было бы более чем достаточно».
Поднявшись со скамьи, Риальто отошел в сторону, чтобы заглянуть в почти заваленное каменными обломками отверстие в стене, и обнаружил коридор, спускавшийся под землю широкими ступенями. Сотворив яркий источник света, плывущий перед ним по воздуху, он стал спускаться по ступеням. Коридор повернул в одну сторону, потом в другую, после чего вывел его в большой зал, выложенный коричневыми каменными плитами. В стенах зала были устроены многочисленные ниши двухметровой длины, полуметровой высоты и метровой глубины; заглянув в одну из ниш, Риальто увидел в ней скелет исключительно любопытного устройства – настолько хрупкий, однако, что, как только Риальто на него взглянул, скелет рассыпался в прах.
Риальто задумчиво почесал подбородок. Заглянув в следующую нишу, он обнаружил похожий скелет. Отступив на пару шагов и поразмышляв несколько секунд, она стал возвращаться, поднимаясь по ступеням коридора. По мере его приближения к древней таверне голос Ильдефонса звучал все громче: «…Таким же образом следует рассматривать вопрос: „Почему Вселенная кончается здесь, а не на полтора километра дальше?“ В любом вопросе слово „почему“ – самое неуместное. Оно наводит на ответ, позволяет изначально допустить значительную часть ответа, внушает безосновательную уверенность в том, что осмысленный ответ существует».
Ильдефонс прервался, чтобы приложиться к бутыли, и Риальто воспользовался этой возможностью, чтобы сообщить о своих находках в подземном зале.
«По всей видимости, это склеп, – предположил Риальто. – В стенах устроены многочисленные ниши, и в каждой нише содержится почти истлевший скелет, распадающийся в прах при малейшем дуновении воздуха».
«В самом деле?» – пробормотал Хуртианц. Приподняв бутыль из коричневого стекла, он тут же опустил ее.
«Возможно, мы ошиблись, когда приняли это место за таверну, – продолжал Риальто. – Жидкость в этих бутылях, скорее всего, не предназначена в качестве опьяняющего напитка – ее использовали для бальзамирования мертвецов».
Ильдефонса не так-то просто было отвлечь: «И теперь я предлагаю обсудить фундаментальную, элементарную истину: что есть «ЕСТЬ»? Именно в этом заключается основная проблема магии. Чародей не спрашивает: «Почему?» Чародей спрашивает: «Как?» Вопрос «Почему?» заводит в смехотворный тупик. Каждый ответ на него заставляет задавать еще один вопрос, следующим образом.
Вопрос: «Почему Риальто носит черную шляпу с золотыми кисточками и плюмажем из красных перьев?»
Ответ: «Потому что он желает хорошо выглядеть».
Вопрос: «Почему Риальто желает хорошо выглядеть?»
Ответ: «Потому что он стремится вызывать восхищение и зависть у коллег».
Вопрос: «Почему он стремится вызывать восхищение?»
Ответ: «Потому что, будучи человеком, он – животное, движимое социальными инстинктами».
Вопрос: «Почему человек – животное, движимое социальными инстинктами?»
И так далее – вопрос порождается каждым ответом, до бесконечности. Поэтому…»
Охваченный страстным порывом, Хуртианц вскочил на ноги. Размахнувшись, он швырнул коричневую бутыль на пол и разбил ее вдребезги: «С меня довольно невыносимой бессмысленной болтовни! Подобное недержание речи выходит за рамки зловредности – это порок, разврат, заразная болезнь!»
«Деликатный вопрос, – спокойно заметил Эрарк. – Что вы можете сказать по этому поводу, Ильдефонс?»
«Хуртианца следовало бы наказать за грубость, – заявил Ильдефонс. – Но он уже притворяется безмозглой пьяной свиньей, чтобы избежать моего гнева».
«Ложь, наглая ложь! – взревел Хуртианц. – Ничего я не притворяюсь!»
Ильдефонс пожал плечами: «При всех его недостатках в том, что касается полемики и магии, по меньшей мере откровенности Хуртианцу не занимать».
Хуртианц сдержал ярость и произнес: «Кто может сравниться с вами в словоблудии? В качестве чародея, однако, мои навыки превосходят ваши жалкие потуги настолько же, насколько внешность Риальто Изумительного превосходит вашу немощную дряхлость».
Теперь разозлился Ильдефонс: «Посмотрим, кто из нас немощен!» Одним взмахом руки он разбросал во всех направлениях окружавшие их массивные каменные блоки – теперь чародеи стояли на обнаженных плитах, озаренные ярким полуденным светом.
«Тривиально! – фыркнул Хуртианц. – Смотрите!» Он поднял обе руки, выпустив из десяти пальцев десять струй яркого дыма различных оттенков.