Он заехал в город — подковы гулко и звонко стучали по булыжной мостовой. Постройки из камней, скрепленных темным цементом, казались на удивление хорошо сохранившимися. Некоторые перемычки окон и дверей потрескались и осели, в некоторых стенах виднелись бреши, но в общем и в целом время еще не успело подточить основания и фасады местных сооружений… Гайял почуял запах дыма. Неужели здесь еще кто-то жил? Следовало соблюдать осторожность.
Перед зданием, походившим на гостиницу, стояла каменная ваза с цветами. Гайял осадил коня — враждебно настроенные люди редко занимаются выращиванием цветов.
— Эй! Есть тут кто-нибудь? — позвал Гайял. Встреченный молчанием, он позвал еще раз.
Нет, дверь не открылась, в окнах не появились оранжевые огоньки свечей. Гайял медленно отвернулся и поехал дальше.
Улица расширялась, поворачивая к высокому зданию, в котором Гайял заметил свет. Четыре больших окна на фронтоне были закрыты позеленевшими от патины филигранными бронзовыми ставнями, а под ними были устроены небольшие балконы. Мраморная балюстрада окаймляла террасу, белевшую в сумерках, как полированная кость, а над террасой, из-за приоткрытой массивной деревянной двери входного портала, струился свет и доносились звуки музыки.
Ни свет, ни музыка, однако, не привлекали внимание Гайяла Сфирского. Остановившись, он спешился и поклонился молодой женщине, неподвижно сидевшей у балюстрады. Несмотря на пронизывающий холод, на ней было простое легкое платье бледного желтовато-оранжевого оттенка, напоминавшего о лепестках нарцисса. Прозрачно-золотистые волосы свободно спускались ей на плечи и придавали ее лицу серьезное, задумчивое выражение.
Как только Гайял выпрямился, отвесив поклон, девушка кивнула, слегка улыбнулась и рассеянно покрутила пальцем локон, прикасавшийся к щеке:
— В такую ночь одинокому путнику должно быть холодно.
— В такую ночь должно быть холодно сидеть снаружи и смотреть на звезды, — парировал Гайял.
Незнакомка снова улыбнулась:
— Мне не холодно — я сижу и мечтаю… и слушаю музыку.
— Как называется этот город? — спросил Гайял. Оглядевшись, он не заметил ничего, кроме пустынных темных улиц, и вновь повернулся к собеседнице: — Кроме вас, здесь кто-нибудь живет?
— Это Каршезель, — ответила девушка, — всеми покинутый десять тысяч лет тому назад. Мой дряхлый дядюшка и я укрылись в городе от степных сапонидов и с тех пор здесь живем.
«Ведьма! — подумал Гайял. — Впрочем, может быть, и нет…»
— Тебе холодно, ты устал, — продолжала незнакомка, — а я заставляю тебя оставаться на улице. — Поднявшись на ноги, она пригласила его в дом: — Воспользуйся нашим гостеприимством.
— С благодарностью приму приглашение, — откликнулся Гайял. — Но прежде всего мне нужно где-то разместить коня.
— Его можно приютить в соседнем сарае. Конюшни у нас нет.
Проследив направление, в котором указывала девушка, Гайял заметил неподалеку приземистое каменное строение с черным провалом открытой входной двери.
Он отвел туда белого коня и снял с него уздечку и седло, после чего, остановившись у дверного проема, прислушался к музыке, доносившейся из высокого здания, — кто-то наигрывал причудливую старинную мелодию на духовом инструменте, напоминавшем флейту.
«Странно, странно! — бормотал он, поглаживая морду коня. — Дядюшка играет на флейте, девушка сидит одна, дышит морозным воздухом и смотрит на звезды…» Поразмыслив, он решил, что, скорее всего, его подозрения чрезмерны: «Даже если она — ведьма, что с меня возьмешь? А если, как она говорит, их привел в город страх перед кочевниками и они развлекаются музыкой, чтобы рассеять скуку, их, наверное, позабавят последние вести из Асколаиса. Так или иначе, беседа с гостем в какой-то мере послужит возмещением гостеприимству». Гайял вынул из седельной сумки свою флейту и засунул ее за пазуху кожаной куртки, после чего поспешил туда, где его ожидала девушка.
— Ты не сказал, как тебя зовут, — напомнила она. — А мне нужно как-то представить тебя дядюшке.
— Я — Гайял из Сфира, что на берегах реки Скаум в Асколаисе. А тебя как зовут?
Девушка улыбнулась и открыла входную дверь пошире. На булыжную мостовую пролился желтый свет.
— У меня нет имени. Зачем мне имя? Здесь никогда никого не было, кроме моего дядюшки — и когда он говорит, ему некому ответить, кроме меня.
Гайял почесал в затылке, но решил, что слишком откровенно выражать недоумение было бы невежливо, и не стал задавать по этому поводу дальнейшие вопросы. Возможно, девушка боялась, что случайный гость ее сглазит, и не произносила свое имя вслух, чтобы ее не околдовали — подобные суеверия встречались повсеместно.
Они зашли в зал, выложенный каменными плитами; звуки флейты становились громче.
— Если можно, я буду называть тебя «Эймет», — предложил Гайял. — Так называют на юге золотистый душистый цветок — ты мне его напоминаешь.
Девушка кивнула:
— Зови меня как хочешь.