Сказано — сделано

— Видишь ли, дружок, — отвечал старик. — Они ведь мне уже не нужны. Я в последние годы вообще мало читаю беллетристики. Едва ли наберётся три десятка книг, с которыми я бы хотел умереть. Теперь я всё больше мемуары читаю, воспоминания. Ну, это стариковское. Вот ещё к древним грекам пристрастился. Знаете, что меня в них поражает и одновременно восхищает? Сочетание глубокой мудрости с какой-то совершенно детской наивностью. Вот хотя бы древний философ Платон. Уж такая умница, такая светлая голова! И вдруг совершенно серьёзно говорит, что грецкие орехи — это живые, разумные существа. И что они прыгают с ветки на ветку, прячась от сборщика!

Потом Павел Андреевич показывал ребятам другие книги, говорил о том, как ему приходилось ездить по стране и как из каждой командировки он привозил хотя бы одну книгу.

— А вот этот томик Сумарокова я, представьте, выменял на галоши.

— На галоши?! — в один голос переспросили ребята.

— Да, да, не удивляйтесь. В сорок седьмом году я несколько месяцев жил в Клайпеде. Там на базаре я эту книгу и выменял у старухи латышки. Сначала она просила петуха. Но петуха у меня не было, и мы сошлись на галошах. У меня, знаете ли, отличные трофейные галоши были. Вишнёвого цвета. Так я их прямо с валенок снял и отдал. Потом месяц с мокрыми ногами ходил.

В прихожей послышался длинный, нетерпеливый звонок.

— Это, наверное, дочь, — сказал Павел Андреевич и как-то сразу помрачнел.

— Ну, тогда мы пойдём, — сказал Саша.

— Нет, не уходите, — проговорил Павел Андреевич, идя отпирать. — Только не говорите ей о наших с вами делах.

В квартиру стремительно влетела красивая, молодая женщина в широком серебристом плаще, напоминавшем по цвету всепогодный истребитель-перехватчик. Из комнаты сразу исчез запах старых книг, уступив место утончённому аромату дорогих духов.

— Папа, я буквально на минуту, — проговорила женщина. — Я даже ключи в машине оставила. Что это за мальчики?

— Мои гости, — насупившись, ответил старик.

— Пионеры? Следопыты? Прекрасно. Расскажи им про взятие Кёнигсберга, у тебя хорошо получается.

— Нина, я прошу тебя не иронизировать на этот счёт.

— С чего ты взял? Я вовсе не иронизирую. У тебя действительно хорошо получается. Я помню с детства. Впрочем, ладно. Вот. Я принесла продукты.

— Но я же просил тебя ничего мне не носить! Деньги у меня есть, ноги пока тоже, слава богу, ходят. Я могу всё купить сам.

— Опять капризы. Ну что ты там можешь купить! И слушать ничего не хочу! Всё. Я побежала. Ещё не знаю, заведётся ли машина. На этих «Жигулях» невозможно ездить больше трёх лет. Говорят, с «Волгами» в тысячу раз меньше хлопот. Слушай, папуля, тебе, как ветерану, не могут продать «Волгу»?

— Не могут, — сухо сказал старик.

— Жаль. А вот инвалидам войны, я слышала, продают.

— Да, действительно, жаль, что я всего лишь ветеран и что на войне мне не оторвало ногу.

— Папа! — всплеснула руками женщина. — Как тебе не стыдно? Я ведь сказала это без всякой задней мысли. Просто для информации. Нет, я вижу, ты опять захандрил. Надо будет достать тебе хорошую путёвочку в дом отдыха.

Она чмокнула старика в щёку и исчезла.

В продолжение этой сцены друзья сидели на краю дивана, испытывая при этом неловкость и даже почему-то стыд.

Павел Андреевич посмотрел на своих гостей, вздохнул и виновато улыбнулся.

— Не знаю, — растерянно сказал он. — Мне, наверное, действительно пора под траву. Я стал плохо понимать жизнь. Я даже не всегда могу разобрать, что хорошо, а что дурно. Что честно, а что нет. Раньше мне казалось, что между этими понятиями нет середины.

Когда друзья возвращались домой, каждый из них держал в руках по книге. Павел Андреевич предложил им взять что-нибудь на выбор. Потом, прочитав, они зайдут к нему и возьмут взамен что-то другое.

— Гляди, какой человек-то хороший оказался, — сказал Саша. — Добрый. Ну, теперь…

— Теперь, Ляпа, — перебил друга Коля, — мы в лепёшку разобьёмся, но портфель Павла Андреевича с книгой найдём. Ты со мной согласен?

— Ну! А я-то про что тебе толкую?! Сказано — сделано!

Глава 7. Копите денежки, джентльмены

В школе во время большой перемены Коля сказал:

— Кирилл, нужен граммофон.

— Знаешь, патефон такой старинный с трубой, — добавил на всякий случай Саша.

Кирилл выдул большой розовый пузырь и, снова втянув жвачку в рот, небрежно спросил:

— Кому нужен? Вам?

— Нам.

— Ну, вот вы и ищите. Я-то тут при чём?

Кирилл хитрил. Он набивал себе цену. Ему льстило, что эта вечно подтрунивающая над ним пара обращается к нему за помощью. Граммофон — это не какая-нибудь переводная картинка и не пластик жевательной резинки. Причём он хорошо знал, что за старым барахлом идёт настоящая охота.

— Слушай, Кирюха, кончай придуриваться, — сказал нетерпеливый Саша. — Говори толком: можешь достать или нет.

— А что я буду с этого иметь?