Я отвожу взгляд от его лица и оцениваю его одежду. Брюки со стрелками, голубая рубашка и идеально завязанный темно-синий галстук. Его волосы зачесаны назад и чем-то уложены. Такой красоты, как сегодня, я раньше в нем не замечала – он подтянутый и взрослый.
– Ты тоже отлично выглядишь, – говорю я, скрывая напряженную хрипотцу в голосе.
Он обходит машину и открывает для меня дверцу со стороны пассажирского сиденья. Я проскальзываю внутрь и немедленно замечаю, что обычный хлам – учебники, диски и обертки от еды – убран с сидений. Вся машина идеально чистая и даже пахнет мылом. Наверное, он чистил ее много часов. Это такой внимательный жест, такой очаровательный, что сердце сжимается в груди.
Брендан отъезжает от тротуара и выруливает на магистраль 10.
– Наверное, мне следовало раньше упомянуть, – говорит он с нервной улыбкой, – но я изумительно хорошо танцую. Не пугайся, когда мы окажемся на танцполе.
Я смотрю в окно; мне трудно оценить его искренний энтузиазм.
– Не буду, – бормочу я. И чувствую его встревоженный взгляд.
– Это была шутка, – осторожно говорит он. – Я ужасно танцую. Ты это знаешь. Помнишь «Рокки»?
Я посылаю ему быструю усмешку, но мои мысли заняты словами отца. «
– Эй, – неуверенно говорит Брендан, – ты в порядке?
У него встревоженное лицо и заботливый взгляд. От чувства вины меня мутит. Брендан идет на зимний бал только потому, что я его пригласила, а я так с ним обращаюсь. Он – лучшая часть моей жизни, лучший из знакомых мне людей. Я должна быть с ним честна. Но ради честности придется попросить его развернуть машину, а я не могу так поступить. Не могу испортить вечер, который он себе представлял. Не после всего, что он для меня сделал.
И я не хочу быть избалованной незрелой дочерью, которая не выдерживает критики.
– В порядке. Немного устала, – отвечаю я, положив ладонь ему на руку.
– Нам не обязательно идти на бал, – поспешно говорит он. И я знаю, что это правда. Он плюнет на всю свою подготовку и предвкушение, если я попрошу.
– Нет, я хочу пойти.
Бал – единственное, что может отвлечь меня от полученного имейла. Если я не буду танцевать со своим парнем, то останусь в одиночестве, в ловушке слов отца. Мне это нужно.
– Ладно, – помедлив, говорит Брендан. – Но если тебя что-то беспокоит, ты же знаешь, что можешь мне сказать?
Я киваю. Не думаю, что смогу держать себя в руках, если начну рассказывать. Вместо этого я спрашиваю, как он уговорил Пейдж одолжить ему машину. Я слушаю историю про то, как ему придется собирать все материалы для ее реферата по политическим отношениям Британии и США в двадцатом веке.
До Марина-Дель-Рей сорок пять минут. По дороге к гавани я едва ли произношу пару слов. Но нервного срыва тоже не случается.
В этом году зимний бал проходит на яхте семьи Лизы Грамерси. Мы подъезжаем к яхт-клубу «Марина», среди живых изгородей, увешанных светящимися гирляндами, и следуем за цепочкой машин наших одноклассников на парковку. Едва остановив автомобиль, Брендан выскакивает и бросается открывать мою дверцу, подает руку, поддерживает. После этого мне приходится прикладывать меньше усилий, чтобы заставить себя улыбаться.
Мы проходим в ворота на пристань рука об руку.
Яхта прекрасна. Гирлянды декоративных лампочек на палубе освещают ночь; их отражение мерцает на черной поверхности океана. Знакомые или смутно узнаваемые люди заполняют дорожку. Джефф Митчелл держит руку неприлично низко на спине Бетани Бишоп. Лейла Чапмен и Патрик Тодд. Группа десятиклассниц с громкими голосами, дрожащими от возбуждения и алкоголя, на каждой платье, которое стоит больше, чем зарабатывает моя мать за полгода.
Кажется, я сжимаю челюсти. Потому что это чересчур. Вся эта роскошь, откровенное богатство – в целом я к ним привыкла, потому что это неизбежно, но прямо сейчас все выглядит в точности как то, о чем говорил отец. Упущенные возможности. Шансы, которые я не использовала, или оказалась недостойна – шансы стать такой же успешной, как он и семьи моих одноклассников.
Мы с Бренданом поднимаемся на яхту. Он ничего не говорит, но я знаю, что это знак внимания и щедрости ко мне. Мы бродим по палубе, и я стараюсь не думать о том, как
Наконец Брендан робко спрашивает:
– Хочешь… перекусить?