Читаем Сказать почти то же самое. Опыты о переводе полностью

Si, per`o luego llega el Barbarroja y os escuata~na como a un babbio, o hablando propiamente, os revienta como a un sapo. (Lozano)

[† Да, но потом придет Барбаросса и раскурдячит вас, как жерлянку, – или, точнее говоря, раздавит вас, как жабу. (исп., Лосано)]

Скифано еще усилил диалектный тон, но перенес все в сферу французского языка:


Oui, ma ensuite arrive le Barberousse et il vous r'ediut `a une vesse de conil, autrement dit il vous souffle comme un pet de lapin. (Schifano)

[† Да, но потом явится Барбаросса и покажет вам, где раки зимуют, – или, иначе говоря, останутся от вас рожки да ножки. (фр., Скифано)]


Не случайно каталанский, английский и немецкий переводы, устраняя игру между диалектным выражением и его итальянским эквивалентом, оказываются короче двух других (и оригинала).

* * *

Нергор (Nergaard 2000: 289) отмечает, что подчас переработка – единственный способ добиться того, что мы называем «верным» переводом, и упоминает свой норвежский перевод моих «Фрагментов» из «Малого дневника», где я представляю себе, как общество будущего, пережившее атомную войну, находит сборник песен и рассматривает его как вершины итальянской поэзии XX в. Комизм возникает из-за того, что открыватели подвергают сложному критическому анализу такие тексты, как «Пиппо этого не знает»{ 67} или песни с фестиваля в Сан-Ремо. Нергор, которой довелось переводить мой текст на норвежский, поняла следующее: если она процитирует буквально переведенные стихи итальянских песен, неизвестных норвежским читателям, никто не поймет комизма этой игры. Поэтому она решила заменить итальянские песни соответствующими норвежскими. В действительности то же произошло и с английским переводом Билла Уивера, который я, конечно, лучше могу оценить, поскольку знаю популярные бродвейские шлягеры[117].

Конечно, все это примеры переработки частичной, или локальной. Заменяется песня, а не остальная часть истории; более того, песня заменяется именно затем, чтобы остальная часть истории была понятна на другом языке (дабы общее воздействие осталось примерно тем же). Как мы увидим в главе 12, то, что я называю полной или радикальной переработкой, – нечто совсем иное.

Во всех этих случаях переводчики, несомненно, добивались того же воздействия (пусть и в разной мере), которое намеревался произвести итальянский текст. Суждение о верности перевода может быть вынесено, если принять такое предположение: воздействие, которого следовало добиться, равнялось Хn, а текст назначения в лучшем случае производит воздействие Хn – 1. Но здесь мы находимся на уровне вкуса, и различительное правило в данном случае отсутствует. Единственный критерий, позволяющий сказать, что речь все еще идет о переводе, состоит в том, чтобы соблюдалось условие обратимости.

Конечно (повторюсь еще раз), обратимость – предмет переговоров. Думаю, что, если заново перевести на итальянский отрывок из «Острова накануне» в переводе Элены Лосано, текст-источник будет узнаваем, даже если стихи, написанные влюбленным Робертом, станут иными. Более того, восприимчивому переводчику пришлось бы, в свою очередь, прибегнуть к переработке и отыскать аналоги в барочной итальянской поэзии (может быть, не те же самые, но способные произвести то же самое воздействие). То же происходит и в случае, упомянутом Нергор: думаю, предполагаемый «пере-переводчик» моего текста с норвежского понял бы, что вместо этих скандинавских песен нужно взять итальянские – если не «Пиппо этого не знает», то хотя бы «Пожарные из Виджу»{ 68}.

Глава шестая

Референция и глубинный смысл

В семантике обсуждался и широко обсуждается вопрос о том, являются ли свойства, выраженные тем или иным словом, сущностными, диагностическими или второстепенными. Не собираясь возобновлять эту долгую дискуссию (см., напр.: Violi 1997), я подал бы такую мысль: эти различия всегда зависят от контекста. В случае слова chaumi`ere свойство быть некой разновидностью жилища является, конечно, сущностным; но мы видели, что два различных переводчика сочли более или менее второстепенным такое свойство, как обладание крышей из соломы. Вести переговоры относительно Ядерного Содержания того или иного слова – значит решить, какие свойства должны считаться контекстуально второстепенными, чтобы их можно было, так сказать, «усыпить».

Но сейчас я хотел бы привести пример таких переговоров, которые производят впечатление вполне корректных, хотя при этом поднимают тревожную проблему.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Борис Слуцкий: воспоминания современников
Борис Слуцкий: воспоминания современников

Книга о выдающемся поэте Борисе Абрамовиче Слуцком включает воспоминания людей, близко знавших Слуцкого и высоко ценивших его творчество. Среди авторов воспоминаний известные писатели и поэты, соученики по школе и сокурсники по двум институтам, в которых одновременно учился Слуцкий перед войной.О Борисе Слуцком пишут люди различные по своим литературным пристрастиям. Их воспоминания рисуют читателю портрет Слуцкого солдата, художника, доброго и отзывчивого человека, ранимого и отважного, смелого не только в бою, но и в отстаивании права говорить правду, не всегда лицеприятную — но всегда правду.Для широкого круга читателей.Второе издание

Алексей Симонов , Владимир Огнев , Дмитрий Сухарев , Олег Хлебников , Татьяна Бек

Биографии и Мемуары / Литературоведение / Поэзия / Языкознание / Стихи и поэзия / Образование и наука
История русской литературы XX века. Том I. 1890-е годы – 1953 год
История русской литературы XX века. Том I. 1890-е годы – 1953 год

Русская литература XX века с её выдающимися художественными достижениями рассматривается автором как часть великой русской культуры, запечатлевшей неповторимый природный язык и многогранный русский национальный характер. XX век – продолжатель тысячелетних исторических и литературных традиций XIX столетия (в книге помещены литературные портреты Л. Н. Толстого, А. П. Чехова, В. Г. Короленко), он же – свидетель глубоких перемен в обществе и литературе, о чём одним из первых заявил яркий публицист А. С. Суворин в своей газете «Новое время», а следом за ним – Д. Мережковский. На рубеже веков всё большую роль в России начинает играть финансовый капитал банкиров (Рафалович, Гинцбург, Поляков и др.), возникают издательства и газеты («Речь», «Русские ведомости», «Биржевые ведомости», «День», «Россия»), хозяевами которых были банки и крупные предприятия. Во множестве появляются авторы, «чуждые коренной русской жизни, её духа, её формы, её юмора, совершенно непонятного для них, и видящие в русском человеке ни больше ни меньше, как скучного инородца» (А. П. Чехов), выпускающие чаще всего работы «штемпелёванной культуры», а также «только то, что угодно королям литературной биржи…» (А. Белый). В литературных кругах завязывается обоюдоострая полемика, нашедшая отражение на страницах настоящего издания, свою позицию чётко обозначают А. М. Горький, И. А. Бунин, А. И. Куприн и др.XX век открыл много новых имён. В книге представлены литературные портреты М. Меньшикова, В. Розанова, Н. Гумилёва, В. Брюсова, В. Хлебникова, С. Есенина, А. Блока, А. Белого, В. Маяковского, М. Горького, А. Куприна, Н. Островского, О. Мандельштама, Н. Клюева, С. Клычкова, П. Васильева, И. Бабеля, М. Булгакова, М. Цветаевой, А. Толстого, И. Шмелёва, И. Бунина, А. Ремизова, других выдающихся писателей, а также обзоры литературы 10, 20, 30, 40-х годов.

Виктор Васильевич Петелин

Культурология / История / Учебники и пособия / Языкознание / Образование и наука