«Сказать все…»: избранные статьи по русской истории, культуре и литературе XVIII–XX веков

Проект государственных реформ, разработанный министром внутренних дел, в отличие от предшествующих его докладов, содержал довольно широкую программу не только административных преобразований, но и экономических мероприятий. Намерение привлечь цензовую общественность к участию в подготовке реформ означало стремление правительства расширить свою социальную базу».

Случившееся в марте 1881 года определило смысл многих последующих событий.

1880–1890 годы. Контрреволюция сверху Александра III: ряд контрреформ, урезывающих дарованные в прошлом царствовании экономические и политические свободы, – расширение произвола властей над освобожденными крестьянами, уменьшение земских, городских, университетских, цензурных «допусков».

Однако инстинкт наиболее дальновидных деятелей власти и теперь подсказывает необходимость поисков новой основы, «укрепления фундамента».

Не обращаясь к разночинной молодежи, земским, судебным и городским деятелям, власти дают определенный простор капитализму: огромный промышленный подъем 1890‐х годов, строительство железных дорог с Донбасса, Кривого Рога, ввоз иностранных капиталов. Впрочем, обновляющаяся экономика, в отличие даже от 1860‐х годов, почти никак не дополняется политикой.

Логично было бы параллельно расширить права и свободы наконец-то «повзрослевшей» российской буржуазии; однако мы помним, как Александр III разговаривал с московским городским головой Чичериным; тем же буржуазным деятелям, которые теперь испытывали сильную потребность организоваться политически, – будущим кадетам и октябристам – приходилось собираться в подполье или за границей. Почти одновременно, в первые годы XX века, образуются партии социал-демократов, эсеров, а также Союз освобождения (завтрашние кадеты). Образуются нелегально, ибо никакой легальной конституционной основы не было.

Контрреволюция сверху лишь усиливает противодействие снизу, которое в конце концов выливается в грандиозную революцию 1905–1907 годов.

Революция не опрокинула самодержавие в результате отчаянных правительственных действий – как карательных, так и уступающих.

Мы столь громко и сильно констатируем разгром первой русской революции, что, случается, забываем: зарплата рабочих и служащих после того серьезно увеличилась, они получили право на профсоюзы, кооперации и другие объединения; значительно увеличились права прессы, земства и судов.

Наконец, возникновение Государственной думы, парламента: через 95 лет после Сперанского, через 44 года после освобождения крестьян.

Снова власть отступала, не возглавляя; ненавидела, но не умнела. Частным, но поразительно характерным эпизодом явился вопрос о земельной реформе осенью 1905 года: испуганное правительство Николая II, чтобы уцелеть, в какой-то момент было готово «кинуть» крестьянам примерно 25 миллионов десятин, в том числе немалую часть помещичьих земель, и главноуправляющий землеустройством и земледелием Н. Н. Кутлер составляет соответствующий проект. Меж тем выясняется, что апогей революции позади, натиск ее несколько ослабел, и тут же злобная месть Николая II и реакционного дворянства обрушивается на министра – «как он посмел!». Попытки Витте повести дело прилично и пересадить Кутлера сначала в Государственный совет, потом в Сенат оканчиваются ничем – самодержавие рвет и мечет, знать не хочет того, в ком только что видело спасителя.

В результате обиженный Кутлер уходит в Государственную думу, к кадетам, ясно видя безнадежность царского дела, выбрасывающего вон «своих людей», а в будущем перейдет на службу революции.

На первых советских червонцах 1920‐х годов стоит подпись одного из руководителей Госбанка Н. Н. Кутлера…

1905–1907 годы. Аграрный и другие вопросы не решены, история же предлагает три пути: 1) продолжение революции снизу, что представляется весьма реальным; 2) контрреволюция сверху: в какой-то степени она осуществляется; переворот 3 июня 1907 года – разгон 2‐й Государственной думы – довольно отчетливый пример.

Однако большего правители себе позволить не могли. Кроме нового избирательного закона (увеличившего представительство в думе крупных землевладельцев и буржуа), никаких серьезных контрреформ не последовало. Совсем ликвидировать Думу, отнять ряд отвоеванных свобод – об этом мечтали лишь самые безумные черносотенцы и оголтелые члены Союза объединенного дворянства.

При угрозе новой революции снизу и скромных успехах контрреволюции сверху делается попытка третьего пути – еще одной революции сверху…

Понятно, мы говорим о Столыпине и его реформах, которые Ленин определил как второй шаг России по пути к буржуазной монархии.