Скажи, что будешь помнить

Дрикс смотрит на меня так, словно ожидает продолжения, но я уже поставила точку в объяснениях. Хотя, если уж откровенно, почему бы и не рассказать ему больше? Почему-то мне кажется, что хотя мы и разные, он поймет.

– Ладно. Тогда я первый. Подаю заявление в твою школу Хендерсона для юных исполнителей.

В моей душе цветком распускается радость – Дрикс не перестает меня изумлять.

– Потрясающе.

– Да. – Он проводит ладонью по волосам, и из-под нее вырастают те самые, обожаемые мною пики. – Твоя очередь.

Шшш… Радость вырывается из груди с шорохом, как будто кто-то задул единственный огонек.

– Я много чего подслушал, – продолжает Дрикс. – В основном о программировании. Понял так, что из-за Тора тебе больше не разрешают этим заниматься. Мне нужно знать, насколько это важно для тебя, потому что я все равно намерен это дело поправить.

Закрываю ладонями лицо.

– Ничего ты не поправишь. Тора мы спасли вдвоем. И решение приняли вместе. И в исторический отель щенка принесли вместе. Я испугалась, что меня увидят с ним, и в результате заплатить за все пришлось тебе.

– Это всего лишь щенок. Как-нибудь переживут. Это же не магазин ограбить.

Я убираю руки и поворачиваюсь к Дриксу.

– Не смешно.

– Да уж.

Действительно не смешно, но он улыбается, и в груди возникает знакомое пощипывание, но потом мысли обращаются к программированию, я думаю о папе и его разочаровании во мне, и груз проблем наваливается снова.

– Я солгала им.

Дрикс располагается на другой стороне кровати, напротив меня.

– Родителям?

– Да. Солгала раз, а потом продолжала лгать и не могла остановиться. Теперь они сильно на меня сердятся.

– За «Прибей Крота»?

– Да. За все, что случилось на ярмарке. За то, что взяла Тора. За заявление на четырехлетнюю стажировку в компании, занимающейся программированием, за то, что ничего им не сказала. – За тайную, но очевидную для каждого, дружбу с Дриксом.

– Может, тебе действительно стоит грабануть магазин.

– А вот теперь уже точно не смешно.

– Не шучу и не собираюсь. Твоим родителям нужна проверка на реальность. По-моему, они не вполне понимают, в чем проблемы современного мира.

– По-твоему, обман – не проблема?

– Иногда люди лгут ради выживания. Иногда – потому что ничего другого им не остается. Иногда у них просто нет другого достойного выбора. Не думаешь, что это и к тебе относится? К тому, что ты делаешь?

Тру глаза. Я не знаю, что делаю. Не знаю, кто я. Вообще ничего больше не знаю. Слезы жгут глаза, мир колышется за туманной дымкой, и я не хочу плакать. Ни перед Дриксом, ни перед кем-либо, кто знает проблемы реального мира.

– Эй, – говорит Дрикс. Я не могу смотреть на него, и он не должен из-за этого беспокоиться. Должен же быть в моей жизни хоть кто-то, кто не встает на уши из-за того, что я расстроилась и ушла в себя на целых две секунды. Из-за того, что я не смотрю на него. – Элль, все в порядке.

В том-то и дело, что не в порядке. Мне семнадцать, а я не знаю о себе ничего и не представляю, как заставить родителей принимать меня всерьез. Я в западне и задыхаюсь.

На кровати шевеление. Дрикс подвигается ко мне, а у меня снизу вверх поднимается тошнота. Жду, что будет отнимать мои руки от лица, требовать, чтобы посмотрела на него, пытаться, вслед за другими, вторгнуться в мой мир, но этого не происходит.

Сильная рука проскальзывает под спину, другая под колени, я вздрагиваю от неожиданности, а Дрикс поднимает меня и качает. Я опускаю голову ему на плечо.

Теплый, крепкий, надежный, он наклоняется…

– Все хорошо, Элль. Поплачь. Я тоже плакал в прошлом году. Иногда бывает больно.

Да, больно. Больно глубоко внутри. Столько надежд потеряно, столько возможностей утрачено – как вынести это? Больно смотреть в зеркало, не зная толком, кто смотрит на тебя оттуда, – как не сойти с ума?

Я приникаю к Дриксу, вцепляюсь в него и плачу.

Хендрикс

Все в зале смотрят на Элль, и, должен признаться, один из многих, кто не может оторваться, – я. На ней длинное, по фигуре, изумрудно-зеленое платье, волосы собраны наверх, но несколько завитых в спиральки локонов касаются обнаженных плеч. Прекраснее ее здесь нет никого. Переходя от одного гостя к другому, здороваясь с каждым, она воплощает собой легкость, изящество и грацию. Несмотря на занятость, Элль успевает найти меня взглядом, и, когда наши глаза встречаются на долю секунды, мое сердце замирает.

Ее глаза вспыхивают, словно фейерверки, улыбка сияет ярче солнца, но уже в следующий миг, поскольку нам не полагается быть рядом, она отворачивается, даря внимание другому счастливчику.

Но никому не улыбается так, как мне. Ее глаза не танцуют с ними, как танцуют со мной. В костюме, который не смог бы позволить себе, даже проработав целый год, я чувствую себя подделкой, но каждый раз, когда Элль дарит мне этот миг, ощущаю прилив энергии. Ради надежды на еще один такой взгляд я готов пройти через ад.

Напряжение сковывает мышцы спины. Я играю с огнем и рискую обжечься. Нужно быть осторожнее и хитрее, но взглянув на дверь, я хочу остаться.