Скажи, что любишь меня

— Ага, — хрюкнул, вспоминая, как висел на балконе лоджии тогда еще Пашиной съемной квартиры, убегая от разъяренного мужа соседки сверху в лютый мороз голым. Тогда же чуть не погиб впервые, умудрился глупо шутить и угрожать, будучи минимум на волоске от возможности стать вечным инвалидом. Перевел взгляд на Раю, ожидавшую продолжая, выдохнув. — Однажды расскажу эту во всех смыслах тупую историю нашего знакомства. До сих пор не пойму, почему Паша меня еще не бросил.

— Потому что Ярик, он тоже тебя любит, — улыбнулась, протягивая ладонь, за которую он уцепился, двинувшись за ней. Не очень понятно, кто в их паре сейчас проявлял инициативу. Кажется, что именно Раиса обвила его шею руками в лифте, снова прикасаясь к губам, а он позволял ей это, нисколько не сопротивляясь. На секунду девушка даже решила, что ему не особо-то хочется. Потому, когда вошли в темный коридор, и стоило зажечь свет, стягивая сапоги с курткой, обернулась, вежливо улыбаясь.

— Может кофе?

Кто там знает, возможно, Ярослав уже сомневался в своем решении. Хотела спросить, с чем ему кофе в случае согласия, но запнулась о собственные слова, застрявшие в горле, когда обожглась о потемневший взор. Из почти лазурных, точно драгоценные камни, радужки стали почти синими. Подцепляя подбородок девушки, приблизил к себе, немного хриплым от желания шепотом произнеся:

— У меня идея получше. Закрой глаза.

Всего одна просьба, но сказанная так, что хочется тут же все бросить и выполнить ее. Совсем не похоже на Ярослава, словно в нем проснулось нечто темное, опасное, дикое и невероятно манящее. Наверное, это то, что заманивает наивных девчонок в сети таких умелых бабников. Тем не менее, она все-таки зажмурила глаза, затаив дыхание, чувствуя едва ощутимое касание подушечек пальцев к своей коже. От этих прикосновений, одновременно таких многообещающих и легких, было столько обещания, что мурашки прошли по коже, а где-то в районе живота сжался комок, словно она прокатилась по резкому съезду на американских горках. У него были нежные пальцы, не женские, но без грубых мозолей.

Осторожно зарылся пальцами в длинных волосах, отбрасывая их за спину девушки, взяв за плечи и разворачивая к себе спиной.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Что ты делаешь? — тихо спросила сбивчивым шепотом, слыша шорох. Ярослав со скрипом открыл дверцу верхнего ящика коридорной стенки, ища что-то.

— Ищу чем бы завязать тебе глаза, — отозвался, изымая шелковый цветной платок, с любопытством оглядев его, затем сложив в несколько раз, получил идеальную повязку. Аккуратно завязал глаза, не оставляя никакой возможно на то, чтобы подглядеть осторожно за его действиями. Несмотря на показушную храбрость, было немного страшно. Опыта ведь особо нет, обычно в таких ситуациях опасаешься не понравиться. Потому нервно облизнула пересохшие губы, собираясь с духом, чтобы хоть как-то об этом заявить. Честность ведь превыше всего, вот сейчас, как ляпнет и все испортит. Было уже такое, ей ли не знать.

И опять подавилась словами, потому что мужские ладони легли на бедра, скользнув по швам юбки, подцепляя края и принимаясь задирать ее.

— Ты что…

— Тихо, — приказал, обжигая ухо, чувствуя сбивающееся дыхание девушки от смеси страха, любопытства и некоего подобия возбуждения, которое она пока толком не осознала. Юбку он отпустил, когда практически собралась в гармошку на бедрах. Несмотря на гладкость тонких колготок, обратно не сползла, хоть и не была узкой. А вот ловкие пальцы уже вытаскивала из-за пояса ее блузку, начиная расстегивать пуговицы с самого низа, оголяя постепенно каждый клочок кожи, оставив лишь пару пуговичек на груди, и скользнул ладонью по животу, чувствуя нервное сокращение мышц. Губы одновременно с руками заскользили по длинной, изящной шее едва касаясь, но заставляя испытывать невероятную гамму резко накативших чувств, вытеснивших любые мысли из головы. Стало совсем не до разговоров. Особенно когда пальцы Ярослава добрались до кружева белья, пробираясь под косточки бюстгальтера, погладывая кожу большими пальцы. Грудь судорожно вздымалась, а следующий поцелуй в шею вызвал слабый стон, сменившийся протяжным вздохом. Ноги как-то резко ослабели, захотелось выгнуться, особенно, когда последние пуговицы, точно последняя застава обороняемого города, оказались, расстегнуты, а блузка легкой едва слышимой волной соскользнула с плеч на пол.

— Можно бесконечно петь дифирамбы твоей красоте, — выдохнул в ухо, — но в этом нет никакого смысла. Просто пустые слова. Они облачены в красивую упаковку для дешевых комплиментов.