Я положила свою руку в его и вышла, мгновенно утонув каблуками в земле. Посмотрела вниз, выскользнула из туфлей и прошла по мягкой траве до пледа босиком. Старательно прислушиваясь к своим ощущениям. Анализируя, пытаясь осмыслить. Ветер раздувает волосы — приятно. Трава пятки щекочет — тоже. Он продолжает держать мою руку… ничего. Как-то неловко даже стало, он вроде как пикник организовал, сюрприз устроил. Еда вкусная, место потрясающей красоты, дух захватывает. Но не от него. Тоска зелёная.
Посмотрела на него и поняла, что мысли примерно схожи. Взгляд в даль, слегка нахмурился, к еде не притронулся. Я хмыкнула невесело и спросила:
— Обидно, да?
— Чертовски, — ответил сквозь зубы. — Не верится даже.
Посмотрел на меня и вздохнул.
— Надо найти Дениса. Последняя известная фамилия — Савельев. И наверняка припрятал те документы, что сделала ему я, там он Иванов, — Панфилов поморщился, а я развела руками: — Хотела, как лучше.
— Вот и у меня так же. Злюсь я, Линда.
— А смысл? — улыбнулась грустно. — Ушло и ушло, теперь хотя бы сможем двигаться дальше.
— Куда? — усмехнулся в ответ и мотнул головой в сторону обрыва. — Туда, разве что.
— Не драматизируй, — посмотрела укоризненно, а он протянул ко мне руки.
— Дай убедиться. Не верю. Скрепим договор братским поцелуем.
Я фыркнула и сделала знак подождать. Сходила в машину за таблетками и выпила, наконец-то избавившись от зудящего напоминания в голове.
— Таблетки от тошноты, — заржал Слава, — как своевременно.
«И заодно от головной боли» — вздохнула мысленно, медленно опускаясь рядом. Уже зная, чем все закончится. Ещё одно зудящее желание, прочно засевшее в голове. Дело, начатое давно и требующее логического завершения.
Темнеть уже начало, а мы все продолжали проверять. Снова и снова. Молча, упорно, усердно, старательно, во всех мыслимых и немыслимых позах, пока совершенно не вымотались.
— Поддувает в самые неожиданные места, — фыркнула, прикрывая голое тело уголком пледа.
— Просто чтобы ты знала, тот шлепок не в тему — это я прихлопнул на твоей заднице комара, — я засмеялась в голос, а он вздохнул: — Пора возвращаться в суровую реальность.
И мы начали неспешно одеваться.
— Что с отпечатками? — спросила между делом.
— Без неожиданностей — только твои, — слегка поморщился в ответ и хмыкнул: — Ну и толпы твоих психов. Кстати, ты знала, что у Филюка судимость?
— Мордобой?
— Ага, в баре, лет семь назад. Повезло, что все живы остались, — помолчал и добавил: — А ещё шесть месяцев сегодня.
— Черт… — я замерла с блузкой в руках и начала судорожно соображать, как поступить. Хотя ответ знала и так. — Пожалуй, нужно торопиться.
— Съездить с тобой?
— Мило, но глупо.
Славка слегка поморщился, кивнул и быстро загрузил в машину плед и остатки еды с мусором.
Через полчаса я пересела в свою машину и на полных парах помчала в ближайший детский магазин. Ещё через двадцать минут выбегала из него нагруженная, как ишак, скупив все подряд без разбора. Еще пятнадцать и я лихо притормозила у ворот частного дома, где жил отец. Поздновато для визита по случаю полугода с рождения племянницы, но что делать…
Карина орала. Не плакала, нет, орала дурниной с такой силой, что я услышала ее через закрытую дверь. Отец, открывший дверь, был больше похож на тень, чем на живого человека, принял из моих рук пакеты и обреченно поставил их в прихожей, не разбирая.
— Это сложнее, чем я помнил, — признался с улыбкой.
— Няня уже ушла?
— Да, я отпустил около часа назад. Зайдёшь?
— Конечно, — ответила слегка удивленно, сбросила туфли и пошла наверх, в детскую.
Сестрица умотала в дальние дали. Едва Панфилов сделал тест на отцовство и подал на развод. Потом ещё выискивал ее на очередном курорте, чтобы та подписала документы, это мне Эмир поведал. Большие друзья они стали. Всю кухню мне прокурили своими беседами. Ладно, не о том речь. Отец взял на себя обязательства растить внучку, Викторию это вполне устроило, биологический отец срулил лишь на горизонте замаячил призрачный шанс, что крайний он, Панфилов переступил через своё «я» и развёлся, а я как была родной теткой, так и осталась. И пыталась как можно реже бывать с ней, потому что было ужасно тяжело уходить. Мои шутят, что у меня чрезмерно развит материнский инстинкт… боюсь, это правда. Смотрю в ее еще ни черта не понимающие глазки и душа поёт, а сердце ноет от тоски. Как можно бросить? Как можно оставить на попечение другому? Впрочем, все эти вопросы я могла бы задать и собственной матери, оставившей меня бабке.
— Разрывается весь день, — вздохнул отец, идя вслед за мной, — колики, что ли…
«Херолики» — съязвила мысленно и взяла малышку на руки. Мое сердце забилось чаще, она же, напротив, успокоилась. Ей просто не хватает любви.
— Поразительно! — прошептал с восторгом. — Всегда успокаивается на твоих руках!