Скажи ее имя

Долгие месяцы казалось, что до ее отъезда в Коламбию еще очень далеко. Но в один прекрасный день, загрузив кучу грязных вещей в стиральную машинку, она подумала, что в следующий раз наденет эти носки уже в Нью-Йорке. И будет скучать по Мехико. Полная признательности и воодушевления, она продолжала щебетать о вечеринке, устроенной для нее матерью две недели назад в честь успешного окончания магистратуры: в пентхаусе ее тетушки Кали, с патио прямо на крыше: живая музыка, танцы, новое красное коктейльное платье — четыре года спустя оно все еще было ее любимым нарядом для свадеб и тому подобных мероприятий. У нее в кошельке оказались фотографии с этой вечеринки, она показывала мне их в «Сан Ангел Инн».

Когда Аура дочитала рассказ о человеке в аэропорту, я сказал ей, что мне очень понравилось, она поблагодарила и спросила, что именно. Пока я говорил, она сидела очень тихо, словно детектор лжи, измеряя давление и пульс. Затем она сказала, что на самом деле я думаю не так, как говорю, и вообще говорю все это только потому, что она мне нравится. Я засмеялся и сказал, что она действительно мне нравится, но и рассказ тоже понравился, честно, и я пересказал ей ту часть, где главный герой поднимает с пола рекламную листовку и узнает, что по случаю открытия новых рейсов — на Гавайи — «Мексиканские авиалинии» предлагают всем бесплатные напитки у выхода на посадку № 37, он идет туда за напитком, участвует в лотерее, чтобы выиграть билет на Гавайи, и проигрывает. Она захохотала, повалившись набок и крепко зажмурив глаза, казалось, кто-то другой написал этот рассказ, а она слышала его впервые и находила уморительным. Это был первый из многих наших разговоров о ее творчестве, который прошел примерно так же, как и все последующие: для начала меня обвинили в том, что мои похвалы — это всего лишь попытка завоевать ее любовь, выторговать немного секса или просто сохранить мир под крышей нашего дома. В эту ночь мы начали с поцелуев на диване и закончили в ее постели, целуясь и обнимаясь. Я был настолько потрясен ее сладко пахнущим гибким молодым телом и тем, какой неожиданной поворот совершила моя судьба, что испугался, как бы у меня не снесло крышу, словно у щенка в поле тюльпанов, и упорно старался держать себя в руках, заниматься с ней любовью как взрослый мужчина, а не как перевозбужденный подросток. Но тут она спросила, не буду ли я против, если она останется в джинсах. И до меня дошло, что трахаться мы не будем. Я сказал, что все в порядке и нам некуда спешить. Я говорил ласково, хотя, должно быть, в моем голосе читалось разочарование и некоторая напряженность. Горестно, но в то же время дерзко, словно не до конца примирившись с нежелательной, хотя и кажущейся неизбежной перспективой, она спросила: мне отсосать у тебя или что-то типа того? Я засмеялся и сказал: конечно, ты не обязана у меня отсасывать, — и удивился про себя: что же такое мы творим с нашими девочками? Я сказал, что очень хотел бы заняться с ней любовью, но только если она к этому готова. Очень хорошо, ответила она. Мой нос был погружен в ее волосы, и я сказал: м-м-м, ты так чудесно пахнешь, не только твои волосы, вся твоя голова вкусно пахнет, твоя голова пахнет как пирог. Она захихикала и ответила, что это неправда. Правда, настаивал я, ты пахнешь как «Три молока»^[26], мой любимый пирог. Я снова уткнулся носом в ее волосы, сделал глубокий вдох, поцеловал ее и даже притворился, будто пытаюсь откусить большой кусок от ее головы, и снова сказал: твоя голова пахнет как пирог. Немного позже мы уснули в объятиях друг друга, и ее джинсы все еще были на ней. На потолке висели сотни светящихся в темноте звезд, они с Лолой приклеили их туда в строгом соответствии с прилагавшейся к ним картой звездного неба.

Утром, пока я был в ванной, она выползла из постели и достала бумажник из кармана моих валявшихся на полу штанов. Когда я вернулся в спальню, она держала в руках мои водительские права. Она взглянула на меня и воскликнула: сорок семь!

Угу, сказал я растерянно.

Мне казалось, ты минимум лет на десять моложе, не унималась она. Я думала тебе тридцать шесть.

Наверное, я должен сказать «спасибо», ответил я, а вот и нет. Да, мне сорок семь.