Скажи ее имя

Наш толстый кожаный альбом со свадебными фотографиями. Наталия будет с такой любовью листать его в детстве, в отрочестве, в мятежной юности: ты только посмотри на маму рядом с этим маленьким осликом в соломенном сомбреро, смеющуюся, ветер кидает волосы ей в лицо — да, она очень красива, — бутылка текилы в руках, бретелька свадебного платья соскользнула с плеча, обнажив ее позорную татуировку, с которой она щеголяла вплоть до моего рождения, пока не свела ее, чтобы не показывать всему свету каждый раз, когда нужно было приложить меня к груди. А вот мама с открытым от удивления ртом взирает на папочку, разрезающего мачете свадебный торт! Тетя Фабис и тетя Лида бросают в маму лепестки роз, а мама смеется и прыгает, раскинув руки так, что кажется, будто она летит. А это что? Фу-у-у, папочка выкрасил волосы! Точно вам говорю, они темнее, чем на других фотографиях тех времен. Мама его заставила. Она сказала: да-а-а, я заставила папочку покраситься. Видишь, отец был на все готов ради меня! Бедный, старый папуся. Мама хотела, чтобы он выглядел моложе, особенно в глазах друзей, коллег и дальних родственников Мамы Хуаниты. Это было еще до того, как мама вынудила Хуаниту вступить в общество Анонимных Алкоголиков, припугнув, что иначе не допустит ее до внуков. Мама Хуанита не берет в рот спиртного уже пятнадцать лет! Но она все равно издевается над моим папочкой, обращается с ним как с гигантским страусом-недоумком, правда, она высмеивает абсолютно всех, она веселая, я ее очень люблю; я обожаю уезжать к ней в Такско на каникулы! После того как мама написала свой знаменитый роман про мексиканку, вышедшую замуж за мозгоправа из французской психиатрической больницы, и изобрела «роботинки», они с папой выкупили у служанки Мамы Виолеты дом — эту историю я тоже слышала миллион раз.

Фото- и видеосъемка свадьбы были подарком от кузины Хуаниты. Но я не могу смотреть этот свадебный фильм. Вы, наверное, думаете, что мне хочется смотреть его снова и снова, поскольку это единственное имеющееся у меня видео с Аурой. Меня передергивало от стыда при виде этого фильма еще тогда, когда Аура была жива. Почему меня снимали гораздо больше, чем ее? Почему этот чертов оператор словно приклеился ко мне? Да потому что я выглядел так, будто только что волшебным образом прозрел и теперь дарил свою дурацкую растянутую улыбку всему миру. У меня не было ощущения, что я этого не заслужил, что случайно ухватил самый лакомый кусок — я искрился чистым восторгом. Но я был тем, кто задолго до встречи с Аурой потерял всякую надежду, что день подобный этому когда-нибудь придет, и на пленке это отлично видно. В моем брожении среди гостей, подобно неприкаянной собаке, с приклеенной широченной улыбкой было что-то неправильное, несуразное, даже унизительное.

На свадьбе не было никого из моей семьи. Примерно за девять дней до свадьбы мама упала и сломала бедро, и сестры остались ухаживать за ней. Но я испытал облегчение, что не нужно будет с ними общаться. Церемония проходила на маленьком островке посреди пруда в центре гасиенды, гости наблюдали за всем с лужайки. Проводивший бракосочетание судья был двадцатишестилетним юношей с детским личиком, гражданские церемонии он вел всего год. Пиа сделала фотографию одиноко шагающей Ауры — до того, как та подошла к ожидавшему ее отчиму, чтобы проделать остальной путь с ним под руку; она шла по лужайке к островку, лицо закрыто фатой, в руках сжат букет; клубящиеся черные облака над головой еще залиты светом солнца, они отбрасывают причудливые тени на тополя вокруг. Этот кадр, полный тревоги и одиночества, — самый последний в отснятой Пией пленке, блестящие струи, словно слезы или грозные следы когтей, рассекают правый дальний угол фотографии. Пошел дождь, морось с несильным ветром, и гости спрятались под навесом гасиенды, но к концу церемонии дождь перестал. Я произносил клятвы, улыбаясь и кивая как неваляшка. Аура же выглядела собранной, серьезной и слегка озадаченной. Мексиканская брачная церемония такая же длинная, как в былые времена, разве что не столь поэтичная. В ней нет ни одной западающей в душу фразы вроде «любить-уважать-хранить-и-защищать», хотя клятва номер четыре гласит, что мужчина, как главный источник мужества и силы, должен даровать женщине наряду с пропитанием и наставлением свою защиту. Женщина восхваляется за красоту, самопожертвование, сострадание и интуицию; она должна относиться к мужу, как говорится в клятве номер пять, с нежностью и уважением. После Аура пошутила: они могли бы свети эти клятвы до одной строчки и сэкономить массу времени, — и пропела низким голосом: истина господина в рабе его, а истина раба в господине.