Скажи им, что я сдался

В город, откуда их выгнали? Ёну рано задумываться о старости — возраста, когда ты теряешь ценность для общества и должен уступить место молодым, — но уже сейчас он понимает, что если время жизни принадлежит ему, то же самого нельзя сказать о месте жительства или о месте работы. Они ограничены. За них есть своя плата.

Может быть, за стены Серого дома? Старики там не бывали, так откуда им знать, получится у них обустроиться или нет? Но они даже не стараются. Поверили, что нет места, лучше города. Остаются у ворот и топчутся на пороге, ожидая чуда.

Ёна перекашивает. Что-то ему эта ситуация напоминает. Он отгоняет неприятное чувство и отворачивается от старухи. Пристальный взгляд прожигает его спину, пока их не разделяет дверь.

Пытаясь проявить самостоятельность, Ён дёргает задвижку на первом попавшемся окне.

— Не это, — деловито замечает Диль. — Их тоже замунуло на охранной системе. Одно только поломано. Сейчас покажу какое. — Он с видом знатока изучает рамы и идёт вровень с Ёном. Наверное, впервые за всё время их совместных похождений. Обычно, то отстаёт, то впереди.

— Не боишься, что сбегу при случае? — смеётся Ён над его недалёкостью.

— Когда-нибудь тебе придётся отсюда выбираться, — говорит Диль.

— Верно, — соглашается он. Диль удивляет его своим предположением, но и вселяет надежду и… уверенность что ли? — И разве тогда не проведёшь по этому кошмару в последний раз?

Диль едва улыбается и указывает на окно:

— Вот это! Видишь? Из верхней петли провод торчит!

Ён кивает, так и не дождавшись ответа.

В комнате, которую предлагает им для отдыха Со Ва, есть всё от чистой воды до телевизора размером с Ёна. Диль тут же заваливается на диван: не разуваясь, закидывает ноги в пыльных ботинках на подлокотник и берёт из тарелки на расположенном рядом столе жаренную по всем правилам готовки крысу.

Со Ва подготовил много угощений, даже есть две плитки шоколада и виноград.

— Его любимое блюдо? — спрашивает у него Ён, проглатывая дольку идеально очищенного апельсина.

— Нет, — крутится перед ним Со Ва, не зная, как попочтительнее встать. — Просто как-то раз съел что-то другое… Виноградину, если мне не изменяет память, и потом день не покидал уборную…

— Одну виноградину? — уточняет Ён.

— Я — машина для убийств, — краем уха слышит его Диль. — Забыл? Бегаю на большие расстояния, — он вытягивает руку и загибает пальцы, — прыгаю через стены. Даже летаю! — Трёх причин, по которым над ним не стоит смеяться, Дилю кажется мало, и он не без горделивости добавляет: — Перемещаюсь в пространстве…

— Но подкосило тебя это, — кивает в сторону свежих фруктов Ён.

— Не ругайтесь! Ну что вы? Что тут поделать? — заступается Со Ва. — Привыкший к плохому в хорошем частенько видит проклятие. А вы что же стоите? — Он деликатно притрагивается к локтю Ёна и тут же отдёргивает руку, будто кипятком ошпарился. — Вот тут ещё местечко есть! Прошу устраиваетесь!

Ён недоверчиво поглядывает на предложенный ему диван.

— Уж очень вы великодушны, — перенимает он манеру общения Со Вы, и тот немеет от неожиданности. — Не хочу пренебрегать вашим гостеприимством.

— Вам нечего переживать! — льстится он ещё сильнее. — Служить таким хорошим людям честь для меня!

— Хорошим людям? — полностью повторяет его Ён.

— Да, — снова не находит, что делать дальше Со Ва. — Нашему дорогому…

— Прекратили, — встревает Диль.

Тон требовательный, да и Со Ва затрясся. Небось, Дед почтил секундным визитом, чтобы не сильно напрягать тело, на котором паразитирует.

Интересно, как всё-таки работает чип?

— Ты слышишь голос Деда? — забывает о Со Ве Ён.

Диль перестаёт обгладывать кости и косится на него с подозрением.

— Да, — неуверенно отвечает он. — Ты же Борд можешь слышать в режиме наушников. — Вопрос кажется ему глупым, что он и выражает усмешкой. — Так и я. Только у тебя наушники, получается, снаружи, а у меня — внутри.

— А как он управляет твоей речью? — приближается к нему Ён.

Как-никак он впервые встречается с человеком, над которым провели операцию вливания. И раз есть свободная минутка, почему бы и не узнать о нём побольше. В миру ходят разные слухи, чуть ли не теории о переселении душ, и вот она — единственная правда. Прямо перед ним.

— Откуда мне знать? Я что, по-твоему, учёный? У Врача спроси. Он в этом лучше разбирается.

— А ты не спрашивал? Как же так? Ведь тебя работа вживлённого чипа касается прежде всего!

— Спрашивал, — шмыгает носом Диль и едва разборчиво бубнит: — Только не понял ни черта…

— И сколько времени ты не понимаешь?

— С тех пор, как продали.

— Что сделали? Что продали? Куда?

Диль хмурится и берётся за очередной кусок мяса.

— Отвянь уже! — чавкает он. — Займись своими делами.

Ён всё же занимает отведённое ему место — довольно удобный диван с горой подушек. Некоторое время он сидит, не шелохнувшись, будто придавленный величием окружающей его роскоши. Он, конечно, не из бедной семьи, но господин Ширанья не терпит вычурности и предпочитает скромный стиль как во внешнем виде, так и в домашней обстановке.