Ненависть к нему так и не проснулась во мне, только теперь я уже не позволял ему держаться со мной свысока. Я нарочно спрашивал его о фильме, который по его уверениям он собирался снять. Я выпытывал у него, о чем будет этот фильм, когда он готовится приступить к съемкам, набивался к нему в помощники. Отвечал он всегда уклончиво и предпочитал быстро сменить тему разговора. Каждый раз, когда я спрашивал у него: «А скоро ты закончишь сценарий? Ты сейчас работаешь над ним?», он находил какие-нибудь отговорки. «Сейчас нет, не работаю, мне надо вначале съездить в одно место, увидеть все своими глазами; сейчас я сделал перерыв, жду, когда выпустят новый образец программного обеспечения для монтажа; сейчас у меня пауза, время не совсем подходящее…»
Он постоянно откладывал начало работы. Я понимал, что он ищет всевозможные предлоги, так как, на самом деле, боится показать всем, что ему не по плечу то, на что он замахнулся. Возможно, он и сам догадался, что не сумеет оправдать собственные надежды. Вначале своей карьеры Тони завоевал знаменитую премию, и это сильно навредило ему. Тони показалось, что он уже достиг своей цели, и все трудности остались позади. С другой стороны, после успеха ты чувствуешь, что все начинают следить за тобой, и всеобщее ожидание нагоняет на тебя страх и тоску. Намного проще, когда успех растет шаг за шагом.
Однажды я попытался по-дружески поговорить с ним и сказал, что, на мой взгляд, он попусту растрачивает свой талант и время и зря цепляется за любой предлог, чтобы отложить начало работы. Скорей всего, он попросту струсил и наложил в штаны. Я свои замечания высказал ему в очень мягкой форме, так, чтобы он не принял мои слова за злую иронию, но он прямо-таки взорвался от гнева. Он кричал, что я возомнил себя бог весть кем, что я не смею говорить с ним в таком тоне, что не мне его судить, что за моими словами скрываются, прежде всего, наглость, самомнение и зависть.
– Но, Тони, я говорю тебе это как друг.
– А я тебя ни о чем не прошу. И потом, ты-то откуда это знаешь? Просто тебе подфартило сделать парочку приличных работ… от которых я, кстати, отказался. Когда ты сюда приехал, ты не умел даже чисто говорить по-итальянски, а теперь учишь меня жизни? Отвали от меня, лузер!
Вскоре после этого мы с ним столкнулись на конкурсе. Конкурс никто из нас не выиграл, но я был вторым, в общем, оказался выше, чем он. Тони со мной совсем перестал разговаривать, рот открывал, только чтобы по-хамски оскорбить меня. Когда мы недовольны самими собой, мы нередко озлобляемся по отношению к другим.
Однажды он даже обвинил меня в том, что я украл у него идею, уверяя всех, что слоган, использованный мной в рекламе, я позаимствовал у него во время нашей вечерней болтовни.
В любом случае наши отношения совсем испортились. И как только я узнал, что рядом с офисом сдается квартира, я в нее переехал.
Моя жизнь теперь текла в двух разных измерениях. В течение недели я добивался своих целей, относительных успехов, потом возвращался на выходные домой и виделся с отцом, который надрывался на работе намного больше, чем я, но так ничего и не добился. Дома я старался особенно не показывать, что доволен своей работой, а в офисе я пытался утаить досаду, которую испытывал дома. Для меня это стало хорошей тренировкой, с ее помощью я выработал у себя привычку скрывать свои чувства. Далось мне это нелегко, мне было почти физически тяжело изображать внешнее душевное спокойствие, которое помогало мне успешно работать и поддерживать отношения с окружающими. На протяжении большей части своей жизни я притворялся, скрывая свои истинные чувства. Я часто повторял себе: «Мне не удалось стать счастливым, зато я могу казаться им».
Как-то в субботу, когда я обедал с родителями, отец обронил фразу, которую я вначале пропустил мимо ушей, но со временем понял, насколько глубоко она поразила меня. Он обратился ко мне с дежурным вопросом:
– Как дела?
– Хорошо.
– Я рад. Ты знаешь, я тут подумал, что, в общем, мое невезение обернулось твоей удачей.
– В каком смысле?
– В том смысле, что, если бы наши дела в баре шли не так плохо, ты бы никогда не уехал из дома, следовательно, мое невезение обернулось твоей удачей.
Мой отец часто не отдает себе отчета в том, что говорит, он не способен проследить за развитием мысли. Ему трудно догадаться, что может значить для меня сказанная им фраза. В его словах не было тайного смысла, однако они вонзились в меня как осколок гранаты, словно раскаленный прут прошил мое тело, а в моей голове сразу же засела мысль о тесной связи между моим счастьем и его несчастьем. Чем лучше шли у меня дела, чем больше денег я зарабатывал, тем сильнее я чувствовал свою вину перед отцом. Мои деньги и успех отдаляли нас друг от друга, все быстрее увеличивалась разница между нами. Чем выше я поднимался по лестнице успеха, тем сильнее ощущал свое одиночество.