Скажи «нет»

— Почему это я должна угомониться? Ты слышал, чем она мне угрожает?

— Да, слышал, — киваю я. — А чем угрожаешь ты?

— Если ты не уберёшься из моего дома в течение десяти секунд — я вызову полицию! Проникновение в частную собственность — статья есть такая!

— Влад! — взвыла Алина.

— Мина права. И я не понимаю, для чего ты здесь. Я думал, что мы всё выяснили.

— Что мы выяснили? Что пока я горевала из-за того, что моему любимому человеку пришлось жениться на какой-то стерве, ты в неё ещё и влюбился? — Какой у неё все-таки противный писклявый голос. — Влад, ты посмотри на неё! Ведь она ненормальная! У неё раздвоение личности! То она — Мина Жемчугова, то Инна Свободина, то ещё фиг знает кто!

— Уходи, Алина, я тебе уже всё сказал, — спокойно отвечаю я.

Меня её пламенная речь нисколько не трогает. Я знаю Мину. Знаю, как никто другой. И мне всё равно. Пусть будет хоть Инной, хоть Миной — я приму её любой, потому что сердце у них одно.

Алина больше не вызывает у меня никаких чувств. Если раньше я переживал, что разбил ей сердце, то теперь я точно вижу её насквозь.

Любимый, говоришь? Ну-ну!

Единственный человек, которого она любит — это она сама. И сейчас в ней говорит не обиженная влюблённая, а скорее тщеславная особа, возмущенная, что её посмели променять на другую.

Алина только и хотела, что кольнуть побольнее, выставив разлучницу ничтожеством. В то время как Мина ни разу её не оскорбила. Но они никогда не были соперницами. Я никогда не выбирал из них двоих. Как только я разглядел Мину — у неё уже не было соперниц.

Глава 25

Мина

— Ваш брак — не что иное, как посмешище! — Последняя попытка Алины зацепить нас. Влад ещё больше хмурится, а я просто отворачиваюсь. — Идиоты! Ваши родители манипулируют вашими чувствами, а вы словно слепые щенки следуете за ними!

— Алина! — Влад дёргает её за руку.

Она кричит и сопротивляется, но я делаю вид, что их нет. Из всего того бреда, что она вылила на наши головы, словно помои, я услышала только один разумный факт. И из-за него моё сердце заколотилось с новой силой.

Я всё не могла понять, что со мной не так. Что я упускаю? Внутри меня пустота, которую я не могу заполнить — я просто не знаю как.

Я поднимаюсь на второй этаж, пока Влад пытается вытащить Алину их нашего дома. Я, не останавливаясь, сразу направляюсь в свою студию. Здесь, действительно, полный разгром. Он такой же, как и в моей душе. В ней не осталось ничего цельного, всё расколото надвое.

В правом углу валяется уже законченная картина, правда теперь она больше напоминает ненужный хлам. Подумать только, я столько сил в неё вложила, столько времени провела за её написанием, а потом раз, и всё. Один хлопок, и её нет.

Картина уже безнадёжно испорчена — её не восстановить. Возможно, меня тоже нельзя починить.

Я достаю большой прозрачный пакет из комода. В такие пакеты обычно завёрнуты чистые холсты. Не знаю для чего, но я всегда тщательно сворачивала их и складывала в этот ящик. И вот теперь они впервые пригодились.

Я закидываю в этот пакет всё, что встречается на моём пути. Пустые тюбики из-под краски, оторванные куски холста, щетинные кисти Pinax различных форм и размеров — всё это пойдёт в топку камина в гостиной.

— Мина, что ты делаешь?

Я поворачиваю голову: Влад остановился в дверном проёме.

— Здесь нужно убраться, — пожимаю плечами.

— Надеюсь, ты не собираешься думать о том, что наплела Алина?

— Думать? — переспрашиваю я. — А она разве сказала мне то, чего я не знаю? Я уже давно живу со всем этим.

— Мина…

Влад делает пару шагов ко мне.

— Нет, Влад, — останавливаю его я. — Алина права. Я давно уже живу даже не двойной жизнью, нет, там гораздо больше всего. Во мне столько всего намешано. На людях я одна, дома другая, с отцом третья. Раньше я говорила себе, что это всё необходимо. Я рисовала эти картины, — указываю на останки моего творчества, — вела себя так, как того хотел отец — и всё ради того, чтобы спасти маму. Но у меня не получилось…

Слёзы — маленькие солёные капельки, появляющиеся тогда, когда ты не можешь справиться со своими эмоциями. Они могут быть от невероятного счастья или же тяжкого горя — наши вечные спутники.

Поплачь — легче станет.

Я плачу, но слёзы не приносят мне даже толику облегчения. Они, наоборот, мешают мне высказаться, объясниться, сделать так, чтобы Влад понял меня.

В машине Влад сказал, что мы пройдём этот путь вместе, но нужно ли мне это?

— Я потеряла цель… — мне мешают удушающие слёзы, но я упорно глотаю их. — Что мне делать дальше? Что?

Я поворачиваюсь к нему спиной: больше не могу видеть в его глазах сочувствие. Я знаю, что Владу меня жалко, но я не хочу, чтобы меня жалели!

— Мина, — Влад прижимается ко мне, — скажи, что мне сделать? Скажи, чем я могу тебе помочь? Я готов сделать всё, что угодно.

— Почему? — шепчу я в ответ. — Почему?

Влад оборачивает меня к себе. Он заглядывает в мои глаза, словно там он может найти ответ на этот вопрос. Но я не знаю. Я ничего не знаю!

— Я люблю тебя.

Мне послышалось? Тишина. Пауза. Сердце глухо ударяется о грудную клетку. Я забываю, что должна моргать.