Теперь стало понятно, откуда он всё узнал. Но как бы там ни было, я отказываюсь верить, что мои родители следят за каждым нашим шагом. Раз папа упомянул Максима Сергеевича — значит, без него тут не обошлось.
Что это вообще за семейка? Мина даже не удивилась, что за нами ведётся круглосуточное наблюдение.
Голова раскалывается от неимоверного количества вопросов, на которые я не могу найти ответы. И ещё Санёк молчит. Тоже мне, партизан нашёлся.
— Вла-а-а-а-д, — затянула Алина.
Я поднимаю голову, чтобы увидеть её лицо, последние пары минут я наблюдаю только бедро. Она сидит на моём рабочем столе.
— Как мне ещё привлечь твоё внимание?
— Алина, сядь на стул! — раздражённо отвечаю я.
Она фыркает, но со стола слезает. И только для того, чтобы плюхнуться мне на колени. Я шумно вздыхаю. Это жутко раздражает.
Её поведение можно разделить на две части. Первая: она набрасывается на меня, как голодная тигрица, срывает одежду, чтобы поскорее оказаться в постели. Мне всегда нравилась эта её необузданность. Но сейчас она больше напоминает маниакальность. Алина словно пытается перенаправить свой гнев в секс. Я, конечно, не специалист, но мне кажется, что это ненормально.
Я аккуратно снимаю её с себя. Алина часто моргает. И сейчас, похоже, появится вторая модель её поведения.
— Почему ты так ведёшь себя со мной? — голос повышается.
— Алина, — выдыхаю я, чувствуя жуткую усталость, — я нормально себя веду. Пожалуйста, не начинай, а?
— Что не начинать? Ты перестал уделять мне время! Где ты вчера был?
— Я уже говорил, что ходил домой. Мне нужно было поговорить с Миной и…
— Не произноси её имя при мне! — взвизгнула она. — Я же просила тебя не делать этого! Неужели это так сложно?
— Да, учитывая, что мы с ней…
— Нет! И это тоже не говори! Если она жена, то я — любовница!
— Хм, Алина, — я поставил локти на стол, чтобы опереться на них, — от того, что я не буду говорить об этом, ничего не изменится. Это то, что сейчас происходит.
— Я не хочу, чтобы это продолжало происходить!
— Ну, уж прости, я не могу пока это исправить! — Я резко встал, отшвырнув ногой кресло.
— А что ты вообще можешь? Ты даже не защитил меня, когда эта сука швырнула мне деньги, словно я шлюха! Ты ничего не сделал!
Алина не знает про тот вечер, когда я ворвался в квартиру Мины только с одной мыслью.
Я хотел убить бессердечную дрянь!
И я был близок к этому.
Сейчас я сожалею, что сделал что-то подобное. Мне нужно было оставаться таким же холодным, как и она. Возможно, тогда бы на неё мои слова произвели более впечатляющий эффект.
Но я позволил своей злости выплеснуться наружу. Эта девушка доводит меня до крайностей. Я ненавижу её, но вместе с тем, есть в ней что-то, что заинтересовывает меня. Каждая стычка с ней, каждая её фраза ставит меня в тупик. Я долго размышляю над тем, что она сказала или сделала.
С Алиной никогда такого не было. Я заранее знал, что от неё можно ожидать. И мне это нравилось. Так почему же сейчас так раздражает?
— Я смог спасти тебя и твоего отца от тюрьмы, — сквозь стиснутые зубы выдавил я.
— Что? Как у тебя язык поворачивается такое говорить?
— Какое? Это ведь правда, — я по-прежнему стараюсь сдержаться.
Алина морщится, будто ей попалось кислое яблоко. Я понимаю, что у неё стресс, но он что, напрочь лишил её здравого смысла?
— Это твой папа шантажировал нас! Это он…
Удивительная способность перенести всю вину на другого человека. После каждого такого высказывания я всерьёз задумываюсь над тем, что если бы не было этого компромата, я не был бы сейчас в таком положении.
Еще месяц назад я не спрашивал себя об этом, я вообще не задумывался над тем, чем именно папа шантажирует меня. Но если бы отец Алины не натворил всего этого, мне бы не пришлось жениться, и Алина не стала бы любовницей. Но она почему-то винит во всем меня и мою семью, а её — ангелы?
— Что он? Он заставил твоего отца проводить все эти махинации? И тебя в том числе?
Да, Алина сама принимала активное участие в сделках мошеннического характера. Раньше я не хотел видеть эти бумаги, но вчера полистал.
— Ты!.. Ты!.. Ты!..
— Алина, хватит! Этот разговор ни к чему не приведёт.
И так каждый день. Сексуальная лихорадка сменяется всплеском неконтролируемого словесного потока. Я устал от этих перепадов. Можно подумать, что это в её паспорте стоит этот дурацкий штамп!
— Нет уж, продолжай! Давай, обвиняй моего папу во всех грехах! А твой ни в чём не виноват?
— Всё! Хватит! Я больше не могу!
Я будто бьюсь о бетонное ограждение. Реально появляется желание самому удариться головой об эту самую стену. И я бы сделал это, если бы появился шанс, что Алина меня поймёт и поддержит. Но она гнёт свою, только ей известную линию.