Скажи "Шалом"

На следующее утро Драгомир появился с невообразимой якорной цепью, прикрепил один конец к черенку метлы, которую он притащил из дальнего угла сада, а на второй конец посадил Франци.

— Ну, вот! Здесь собака должна находиться все время. Раз в день принесите ей немного еды. Только никто не должен подходить к ней.

— Но как бедная Франци такое выдержит? — запротестовал я, громко поддержанный женой и сыном. — Ей нужна компания… Ей нужна любовь… Франци будет плакать…

— И пусть себе плачет, — безжалостно настаивал Драгомир. — Я говорю вам, что делать, вы делаете, что я говорю. А иначе — какой смысл. Тогда уж лучше продайте собаку поскорее.

— Нет-нет, все что угодно, но только не это, — застенал я от имени всей семьи. — Мы будем следовать всем вашим указаниям. Сколько вы хотите за курс?

— Сто пятьдесят без первоначального взноса, — ответил Драгомир, продемонстрировав прекрасный иврит.

Франци начала поскуливать. Уже во второй половине дня весь дом утопал в слезах. Дети бросали душераздирающие взгляды на Франци, на одинокую, голодающую, скованную Франци. Ренана не могла этого долго вынести и улеглась, рыдая, рядом с ней. Амир, протягивая ко мне в отчаянии свои детские ручонки, умолял отвязать бедное животное. Моя жена положила всему этому конец.

— Еще четверть часа, — заявила она мне. — Еще десять минут. Еще пять минут…

— Вот и прекрасно. Пять минут…

Громко лая, Франци ворвалась в дом, прыгала на нас всех, без конца заботливо суетилась, провела ночь в детской комнате и, насытившись пирожными, шоколадом и тапочками, уснула в кроватке Амира.

Утром зазвонил телефон. Это был Драгомир.

— Как собака ночевала?

— Все в самом лучше порядке, — ответил я.

— Лаяла сильно?

— Да, но вполне терпимо, — и я попытался помешать Франци, сидящей у меня на коленях и собиравшейся насладиться моей оправой для очков.

Драгомир настойчиво внушал мне, что в первый период дрессуры следует особенно точно соблюдать все его предписания. Как раз сейчас самое важное — это железная дисциплина.

— Полностью с вами согласен, — поддакнул я. — Можете на меня положиться. Раз уж я столько денег трачу на дрессировку, хотелось бы и результаты увидеть. Я же не настолько бестолковый.

С этим я и повесил трубку, предусмотрительно вырвав шнур из зубов Франци.

В середине дня в комнату ворвался бледный от ужаса Амир.

— Драгомир идет, — кричал бдительный ребенок. — Тревога!

Мы спихнули Франци с рояля, выбежали с ней в сад и крепко привязали к корабельной цепи. Когда Драгомир вошел, мы мирно сидели вокруг обеденного стола.

— Где собака? — грубо спросил государственный тренер.

— А где же ей быть? Конечно, там, где и положено. В саду. На цепи.

— Вот это правильно и хорошо, — одобрительно кивнул Драгомир. — Не расслабляйтесь.

Франци действительно оставалась в саду до конца нашего пиршества. Только к десерту Амир привел ее в дом и угостил частью торта и фруктами. Франци была счастлива, только немного недоумевала. Она и на следующей неделе никак не могла взять в толк, почему ее с такой поспешностью сажают на цепь, когда появляется тот посторонний человек, чей язык никто не понимает, и почему после его ухода Франци снова возвращают в ее туалет. Но в целом происходящее ее устраивало. Время от времени мы предоставляли Драгомиру подробные отчеты о прогрессе, достигнутом в процессе дрессировки, просили его советов по разным поводам, спрашивали, не построить ли нам для Франци сарай ("Никакого смысла, на улице достаточно тепло"), и дали ему однажды, во вторник, когда Франци сгрызла нашу самую красивую скатерть, добровольный аванс в пятьдесят фунтов.

Но на следующие выходные Драгомир совершил одну из самых трагических ошибок: он пришел к нам в дом без предупреждения. Причина состояла в том, что Цулу укусил за ногу почтальона, и Драгомир, присутствовавший при этом, выслушал немало искренних слов о своей овчарке. Драгомир имел достаточное представление о географии, чтобы использовать открытую дверь, и проник в неохраняемую детскую комнату, где и застиг Амира с Франци, лежащих в обнимку перед телевизором и трескающих поп-корн.

— Это что, сад? — завопил он. — Это привязанная собака?

— Не злитесь, дядя, — извинялся Амир. — Мы же не знали, что вы придете.

Ренана начала хныкать, Франци лаять, Драгомир ругаться еще сильнее, я помчался туда и тоже стал орать, моя жена стояла рядом с недобро сжатыми губами и ждала, когда наступит тишина.

— Что вам надо? — спросил я, когда только увидел Драгомира.

— Мне надо?! Вам надо! Это вы хотели собаку одомашнить. Так нет! Теперь она будет все время гадить в доме!

— Ну и что? А я подотру. Я же не вы.

— Вот именно, — сказал Драгомир.

— А ну-ка, убирайтесь! — сказала самая лучшая из всех жен…

С тех пор в нашем доме воцарилась тишина. Франци жрет тапки и ковер, она по-прежнему толстая, и писает, где ей заблагорассудится. Моя жена ходит за ней следом с полотенцем в руках, но мы все сходимся в том, что нет более породистой собаки, которую бы импортировали к нам из Европы.

Час собаки