Скажу вам, как погиб он

— Да, — Паркер вздохнул. — Мы должны поговорить с Сарой Драммонд, но думаю, тебе надо остаться. То, что убийца Иэна на свободе, еще ужаснее. — Он взглянул на часы. — Сейчас восемь утра. Девять часов назад Иэн был еще жив. И мог жить еще много лет… Я не выйду из этого дома без его убийцы… даже если какие-то дьявольские силы еще больше все запутают. Но о чем это я говорю? Я ведь знаю, кто убил Иэна Драммонда, точнее говоря, не я сам, а полицейский внутри меня знает. Я уже сейчас мог бы отдать приказ на арест, и никому не удалось бы оправдать того, на кого бы я указал. У нее одной нет алиби и есть причина, по которой она должна была убить. Как это все просто, как ясно! Настолько ясно, что как-то бессмысленно!

Алекс покивал головой.

— Вот именно, — пробормотал он. — Настолько ясно, что даже бессмысленно.

— Ладно, оставим это! — Паркер встал, начал прохаживаться по кабинету, огибая широкой дугой пустое кресло и большое пятно крови, которая уже почернела и впиталась в разноцветный узор ковра. — Видишь! Его кровь уже исчезает… Остается лишь пятно на ковре. Потом ковер отдадут в химчистку, и так исчезнет последний его след. Он не оставил ребенка, а жена была ему неверна. Так навсегда уходит человек. Я не разбираюсь в театральном искусстве, но разве это не самая «греческая» из греческих трагедий? Разве вернет Иэну жизнь тот факт, что мы, ты и я, знаем или догадываемся, кто его убил? Но он ведь любил ее. Независимо от того, что мы знаем о ней, он ее любил. Хотя бы поэтому мы должны быть снисходительны к ней. Он точно этого хотел бы. Он был очень добр. Возможно, он даже простил бы ее, хотя это сломало бы ему жизнь. Джонс!

— Да, шеф! — толстощекое лицо сержанта улыбалось от уха до уха.

— А что это тебя так развеселило?

Джонс сразу стал серьезным и вытянулся.

— Ничего, шеф… Дело в том, что мисс Сандерс…

— Дело в том, что у мисс Сандерс ямочки на щечках, да? Но ты приехал сюда за счет Ее Величества Королевы не для того, чтобы восхищаться ямочками мисс Сандерс. А сама мисс Сандерс пусть займется своими делами, если у нее есть таковые!

Сквозь приоткрытую дверь Алекс услышал тихий топот быстро удаляющихся ног.

— Закрой дверь, Джонс! — сказал инспектор. — И следи в оба за всем, что происходит в доме. Ты не должен ни на шаг покидать холл до тех пор, пока я не отменю этот приказ. Никто не пытался спуститься вниз?

— Спускались, шеф… Вы же не запрещали…

— Кто?

— Мистер Гастингс и миссис Спарроу. Оба звонили по телефону в Лондон.

— О чем говорили? По каким номерам звонили?

— Мистер Гастингс связался с бюро путешествий и отменил свой утренний рейс в Нью-Йорк. А миссис Спарроу звонила в больницу и просила к телефону профессора Биллоу. Потом она спрашивала о здоровье миссис Райт. После этого она говорила что-то по латыни и в конце сказала, что даст знать позже, сможет ли она приехать, потому что здесь ее задерживают непредвиденные семейные обстоятельства. А еще она сказала, что позвонит после обеда. Я проверил номер. Она звонила в больницу Чаринг Кросс, в хирургическое отделение.

— Хорошо, Джонс. — Паркер закрыл дверь и обратился к Алексу: — Теперь тебе придется напрячь свой ум и все свое воображение. Думаю, нам лучше перейти в салон. Нельзя ее здесь допрашивать. Отправляйся туда, а я сам за ней зайду.

— Хорошо, — согласился Алекс и встал.

Они вышли в холл. Паркер тяжелым шагом стал подниматься по лестнице на второй этаж. Направляясь к дверям салона, Алекс еще слышал его шаги, стихающие за поворотом лестницы… «Сейчас он увидит над головой надпись, — подумал Джо: — “Чти Господа под этой крышей…” Кто-то, однако, нарушил заповедь Господню и убил невинного человека. Пусть крыша этого дома рухнет на его голову».

Алекс открыл дверь в салон. Здесь было тихо, светло и уютно. Гардины раздвинуты, и солнечные лучи, бьющие в окно, весело раскрашивали розовые кресла в стиле рококо и уже несколько поблекшую обивку стен того же цвета и с тем же узором, что и у мебели. В причудливо изогнутом большом зеркале в золоченой раме Алекс увидел свое бледное, небритое лицо.

Дверь из салона в библиотеку была открыта. Четыре темных клубных кресла вокруг низкого столика. Полки с книгами. Два больших глобуса под окном. Один отображал мир, каким его представлял географ семнадцатого века. Соединенные линиями небесные тела на другом глобусе создавали рисунки животных и причудливых существ. Названия созвездий. Большая Медведица держала в своих лапах щит, на котором виднелась надпись: «ORBIS CAELESTIS TYPUS. OPUS a M. CORNELLI. Lutetie Parisiorum. Anno MDCXCIII…» Творение Марка Корнели…

Люди творят…

Творение Иэна Драммонда… Он сказал перед смертью: «Через двадцать лет все это устареет, родятся новые идеи, и придут более совершенные методы, о которых нам сегодня даже не снится…»