Сказителем и скальдом

Когда летняя середина года пройдена,
В тени её зелёной вершины исчезает весь совершённый путь.
Только одна из вероятных дорог открывается впереди.
Не та, которой боялся, и не та, о которой мечтал.
Она знала идущего всю его жизнь,
Но только теперь позволяет увидеть себя.

Дорога смотрит на меня неузнанной огромностью,

Похожая на великанскую буйволицу с белокаменной кожей,
Будто хребты первых гор.
За её спиной парят, исчезают над пропастью малые светила,
И восходят в пустоте её глаз.

Я стою перед ней, оставаясь незаметным.
Она смотрит сквозь меня, сквозь всё, на что я опирался раньше.
Теперь мне некуда обернуться.

Чёрные слепые птицы появляются вместе с изгибами голых веток,

Нет звука, нет шороха. От их обнаружения только спокойнее,
Потому что огромные безглазые вороны всегда были здесь, пока я жил,
Свидетели каждого моего шага.
Недвижимые, они ждут, чтобы тишина оборвалась мной.

СЛОВО опаляет расходящиеся рёбра, распирает грудь.

Зубы стиснуты, веки безуспешно стремятся друг к другу.
Голос плавно поднимается из низа живота,

Чувствуя нуждающееся в нём СЛОВО.
Больше всего на свете я боюсь Его,
будто звучание будет незнакомым, чужим,
Что в неожиданной протяжённости я исчезну навеки, так же,
Как мой путь в тени зелёной вершины июньского равноденствия.

Темя утончается, дух видит сквозь него,

Как через вынесенное на морской берег стёклышко,
Оно всё прозрачнее.
Вокруг уже нет немых человекоподобных птиц,
Нет извивающихся веток и смотрящей насквозь буйволицы-дороги.
Только небо, слитое с океаном воедино.

Анимус просыпается, лёжа на мягких снотворных листьях

с макушек деревьев нижнего мира.
Центром он взвивается вверх, отталкиваясь изнутри моих ступней.
Поднимающийся дух ищет вошедший извне ГОЛОС.
Зрение растворяется в неиссякаемом свете,
Сплетении бесконечных лучей.
Слух теряется в вибрирующем гуле без источника и пространства.
Ощущения больше не знают конкретики, исчезают вместе с ней.

Только едва заметный сферический огонь

Медленно приближается к мерностям неба-океана.
Зеленоватые и перламутровые облака вьются внутри.

Безразмерный шар касается глади прозрачных вод,
ГОЛОС освобождается ими и узнаёт себя в звучании ветров…

Через мгновение на месте стоящего меня

Остались только расплывчатые контуры фиолетовой дымки.
Оттуда слышалось птичье пенье. Когда очертания рассеялись,
Вместо них засияло что-то яркое и подвижное,
Будто лесное солнце танцевало в голой роще.
Его крылья разгоняли туман золотыми вспышками.

Заблудившихся птиц отпускали на юг

Молчаливые смотрители осеннего лабиринта.

Изменение