Сказка

— Ночные солдаты пришли за ним и заключили в свои объятья. Его затрясло, а потом он потерял сознание. Они утащили его прочь. Думаю, он может быть мертв, господин, потому что их прикосновение убивает.

Я это знал, но оно не всегда убивало, иначе я был бы мертв еще несколько недель назад.

— Куда его унесли? — спросил я.

Они покачали головами, но у меня была хорошая мысль, и, если Верховный лорд хотел допросить Перси — Персиваля — он мог быть все еще жив.

Лия тем временем кое-что увидела. Она бросилась через комнату к большому кухонному столу в центре. На нем лежала пачка бумаг, перевязанная бечевкой, и гусиное перо, потемневшее от жира, с испачканным чернилами кончиком. Она схватила то и другое, потом сделала тот же нетерпеливый вращательный жест, который говорил, что нам пора идти. Конечно, она была права, но ей пришлось смириться с небольшой экскурсией в место, которое я уже посещал. Я был в долгу перед Персивалем. Мы все были. И еще я был в долгу перед Келлином, Верховным лордом.

Я задолжал ему расплату, а, как мы все знаем, расплата — та еще сука[244].

9

Недалеко от кухни коридор заканчивался высокой дверью, обитой массивными железными полосами. На нем была надпись буквами высотой в три фута. Посмотрев в упор, я смог прочитать слова «ВХОД ВОСПРЕЩЕН». Когда я повернул голову, чтобы взглянуть на это боковым зрением, которого, к сожалению, не было у Кла, слова превратились в путаницу рунических символов — хотя я был уверен, что мои соратники отлично могли их прочитать.

Лия указала на меня. Я подошел к двери и произнес волшебные слова. С дальней стороны с грохотом отодвинулись засовы, и дверь со скрипом открылась.

— Надо было применить это в Малейне, — сказала Эрис. — Ты мог бы избавить нас от многих бедствий.

Я мог бы сказать, что никогда не думал об этом, что было правдой, но это было еще не все.

— Тогда я не был принцем. Я все еще был…

— Был кем? — спросила Джая.

«Еще не превратился, — подумал я. — Глубь Малейн была моим коконом».

Я был избавлен от необходимости закончить фразу. Лия поманила меня вперед одной рукой, а другой потянула за то, что осталось от моей рубашки. Конечно, она была права. Нам нужно было спешить, чтобы остановить апокалипсис.

Коридор за дверью был намного шире и увешан гобеленами, изображавшими все на свете, от пышных королевских свадеб и балов до сцен охоты и пейзажей гор и озер. Особенно мне запомнилось изображение парусного корабля, схваченного в клешни какого-то гигантского подводного ракообразного. Мы прошли не менее полумили, прежде чем достигли двойных дверей высотой не менее десяти футов. На одной половине двери был портрет старика, с шеи до пят облаченного в красную мантию. Его голову венчала корона, которую я видел на голове Губителя Летучих — ошибки быть не могло. На другой половине изображалась куда более молодая женщина, тоже с короной на светлых кудрях.

— Король Ян и королева Кова, — сказала Джая. Ее голос был мягким и благоговейным. — У моей матери была подушка с их лицами. Нам не позволялось даже прикасаться к ней, не говоря уже о том, чтобы положить на нее голову.

Мне не нужно было произносить здесь имя Лии; двери открылись от одного ее прикосновения. Мы вышли на широкий балкон. Помещение внизу казалось необъятным, но трудно было сказать наверняка, поскольку было очень темно. Лия осторожно двинулась влево, скользя в тени, пока почти не скрылась из виду. Я услышал слабый скрипящий звук, за которым последовали запах газа и низкое шипение из темноты над нами и вокруг нас. Потом, сначала по одному, потом по две и по три, кругом вспыхнули газовые лампы. Их в огромном зале было, должно быть, не меньше сотни, но еще больше света давала громадная люстра со множеством рожков. Я знаю, что вы устали читать про все огромное, великолепное и необъятное. Но вам придется привыкнуть, потому что все это именно таким и было — по крайней мере до тех пор, пока мы не добрались до кошмара клаустрофоба, о котором я скоро расскажу.

Лия покрутила маленький вентиль, и газовые лампы засветились ярче. Балкон на самом деле был галереей, на которой стояли стулья с высокими спинками. Под нами был круглый зал с полом из ярко-красных плит. В центре, на чем-то вроде помоста, стояли два трона, один немного больше другого. По залу были расставлены стулья (гораздо более мягкие, чем те, что стояли на балконе) и маленькие диванчики, на каких могла бы уютно устроиться пара влюбленных.