Однако к зрелым летам Степан Кузьмич понял, что не зверьё, даже такое экзотическое, как благородный олень, запущенный в Заповедный бор на излёте советской власти с целью восстановления утраченной популяции, представляет главную ценность в плане получения потенциальной прибыли. А именно деревья — сосна, дуб, ясень, липа, берёза и прочий, годный для переработки строевой лес.
К тому времени как раз грянула «перестройка», пошли косяком зарождаться кооперативы.
И Выводёров, бросив свою хлопотливую, и, увы, низкооплачиваемую должность егеря, переориентировался с охраны леса на его, скажем так, потребление.
Тем более что в неразберихе начала девяностых годов, наступившей вследствие пошатнувшейся российской государственности, властям всех уровней стало не до лесов. И кооператив Степана Кузьмича не знал недостатка в сырье, вырубая безжалостно реликтовый бор гектарами.
В степной зоне Южного Урала лесоматериалов не хватало всегда. С давних пор испытывалась нужда во всём — от дров (по причине их нехватки печи в домах отапливались частенько кизяком — сухим навозом), до строительного леса — оцилиндрованного бревна, пилёной доски, бруса, фанеры и рейки.
Всё это начал выпускать на созданном им деревообрабатывающем предприятии Степан Кузьмич.
Оборудовал лесопилку, где наёмные мужики пластали и стругали половую доску, потом — мебельный цех, в котором изготавливал немудрёную мебелишку, всегда потребную в сельских домах — табуреты да лавки, обеденные столы, кухонные шкафчики. А ко времени описываемых здесь событий развернул производство сборных дачных домиков, банек, садовых беседок и даже дощатых будочек с вырезанными на дверце отверстиями в виде сердечек — наружных клозетов.
Впрочем, в последние годы предприятие его заметно сбавило обороты, хирело. Проблема заключалась в нехватке основного сырья — леса. С укреплением российской государственности рубить его в Заповедном бору становилось всё сложнее. Появилась масса надзорных органов, которые изводили проверками, и каждому — дай. Иначе оштрафуют, отключат рубильник, прикроют. А возить лес из расположенных по соседству регионов — Башкирии, Свердловской области или Пермского края было дорого. Продукция выходила по цене золотой, и не могла достойно конкурировать с крупными производителями.
А потому предприниматель Выводёров всё чаще прибывал в дурном расположении духа. Сократив до минимума с целью экономии фонда заработной платы персонал, часами сиживал в гордом одиночестве в своём офисе — одноэтажном рубленом доме. Обозревая со злобной тоской в окно безлюдный двор с горами опилок и стружки, пустующими цехами и молчащую мёртво, а некогда визжащую победно на всю округу ленточными и циркулярными пилами, лесопилку.
Злобствовал Степан Кузьмич ещё и потому, что знал точно: несмотря на все запреты, лес в Заповедном бору рубили во всю ивановскую, увозили вагонами, но лишь те предприниматели, что трудились с благословения и под «крышей» регионального министерства экологии и лесного хозяйства. А Выводёрова отодвинули от этой кормушки. Его, родившегося в окрестностях реликтового леса, выросшего, можно сказать, в нём, и имевшего, если на то уж пошло, на правах местного, своего, гораздо больше прав на дефицитную древесину, нежели какие-то залётные фрайера, пусть и из ближайшего губернаторского окружения!
И вот в один из таких дней, проводимых в тяжких раздумьях, Выводёров увидел в окно, что в распахнутые настежь ворота во двор его предприятия вплыл величественно, шурша колёсами по гравию, огромный, чёрный, как катафалк, джип, и затормозил, подняв лёгкое облачко пыли.
Мигом сообразив, что абы кто на таких автомобилях не ездит, Степан Кузьмич сразу заподозрил в неизвестном визитёре солидного, состоятельного заказчика. Однако не дёрнулся, не помчался в подобострастном полупоклоне навстречу, а наоборот, плотнее уселся в кресле, схватил и прижал к уху телефонную трубку, зашуршал кипой пожелтевших от времени бумаг на столе, изображая чрезвычайную занятость.
При этом он вынужден был отвратить взор от окна, и не увидел, кто именно вышел из роскошного автомобиля представительского класса.
А потому замер от изумления, позабыв даже на мгновение изображать бурную деятельность и кричать что-нибудь эдакое, производственное, в трубку мёртво молчащего в ухо телефона, когда нежданный негаданный посетитель возник на пороге.
Ибо таких гостей в этом провинциальном офисе ещё не бывало.
Прихлопнув за собою обитую обожженной и полированной рейкой дверь, в кабинет шагнул некто в чёрном.
— Разрешите? — неживым, механическим каким-то, как у биоробота в фантастических фильмах голосом вопросил этот некто, замявшись на миг у порога.
И, дождавшись растерянного кивка Выводёрова, шагнул в офис — в чудной, нелепой в летнюю жару, пасторской шляпе, в траурном, до пят, плаще, посверкивая ртутными озерцами зеркальных очков в тонкой золочёной оправе.