Барановская привычно заняла своё законное место в президиуме, царственным кивком поблагодарив торопливо вскочившего и подвинувшего ей кресло вице-президента нефтяной компании по общим вопросам и связям с общественностью, кажется, — невысокого, кругленького какого-то, словно обточенного на токарном станке со всех сторон, как деревянный болванчик, человечка, лысоватого и лупоглазенького. Несмотря на ничтожную внешность и суетливые, как у трактирного лакея, повадки, представитель нефтяников был обряжен в страшно дорогой костюм (Надежда Игоревна как женщина в таких вещах разбиралась прекрасно) и, в соответствии с последними веяниями моды среди элиты, фирменную рубашку без галстука. В расстёгнутом вороте поблескивала отчётливо массивная, как у цыганского барона, золотая цепь.
Вице-губернатор потаённо хмыкнула. Ну, естественно! Других замов Шишмарёв рядом с собой бы не потерпел. Оставалось надеяться, что у нефтескважин работают настоящие профессионалы. А то эти, с золотыми цепями на шеях, там, в бору, набурят…
Краем глаза среди трёх десятков приглашённых, чинно рассевшихся за столом, Барановская заметила ещё одного представителя нефтяной компании. Давешнего красноглазого гомика в чёрном, расположившегося скромно, в уголке зала, на местах, отведённых для журналистов. В ряду разношерстной пишущей, говорящей и показывающей братии, без шляпы, но в неизменных зеркальных очках, он смотрелся вполне приемлемо.
Отработанным движением Надежда Игоревна коснулась наманикюренным пальчиком кнопочки установленного прямо перед ней микрофона. Невнятное бормотание в зале мгновенно смолкло.
— Добрый день, уважаемые коллеги, — произнесла вице-губернатор строго-доброжелательным тоном, как учили её когда-то, в пору томительной в предвкушении главных дел, юности, преподаватели психологических тренингов на курсах по искусству делового общения и управления персоналом. — Сегодня мы с вами собрались в этом зале для того, чтобы ещё раз обсудить вызвавшую широкий общественный резонанс проблему. Обсудить разносторонне, выслушав компетентное мнение специалистов, и, по возможности, окончательно расставить все точки над «и», пресечь все домыслы, истерику и, не побоюсь этого слова, враньё, которые нагромоздили вокруг важнейшего для экономики области инвестиционного проекта некоторые безответственные, с позволения сказать, товарищи.
Выдав на одном дыхании этот пассаж, Барановская оторвала взор от листочка с заготовленным текстом своего выступления, и оглядела присутствующих. Как и предполагалось, общественность в этом составе сидела смирно, не бухтела, и ела глазами начальство. И потому она с прежним напором продолжила:
— Осуществление проекта нефтедобычи в Заповедном бору — это поистине всенародный проект. В прежние годы его наверняка бы объявили ударной комсомольской стройкой всесоюзного значения!
Готовясь к совещанию, вице-губернатор собственноручно вписала в доклад этот абзац про ударную комсомольскую стройку. Ибо в соответствии с флюидами, веявшими с самых поднебесных федеральных высот, советские времена в последние годы вспоминали всё чаще, и непременно с доброжелательной ностальгией.
— Нефть Заповедного бора — это не просто энергоноситель, не просто значительные финансовые средства, поступающие в областной бюджет, — скосив глаза на страницы доклада, шпарила по написанному Надежда Игоревна. — Это — новые школы, больницы, учреждения культуры, так необходимые Южно-Уральской области. Это жильё для многодетных семей и сирот, поддержка инвалидов, ветеранов и малообеспеченной категории населения. Это дополнительные рабочие места, перспективы профессионального роста для молодёжи. Это мощный толчок для развития экономики всего региона! Тем не менее, — вздохнула Барановская, — понятна и озабоченность тех, кто считает, что нефтедобыча может нанести Заповедному бору… э-э… некоторый экологический ущерб. А потому предоставляю слово известному в нашем крае учёному, члену-корреспонденту Российской академии наук, директору института степи и леса Уральского отделения РАН Чеботарёву Николаю Ивановичу. Можно с места. Включите микрофон, — благосклонно улыбнулась она пожилому академику.
Тот попытался встать, но его усадили, указав на вспыхнувшую перед носом красной вишенкой бомбошку микрофона, укреплённую на гибком прутике, — сюда, мол, говорите.
Академик, пребывавший в солидных летах, внешне напоминающий больше колхозного агронома, с должности которого, вообще-то, он и начинал некогда свою научную карьеру, промокнул вспотевший лоб носовым платком, и, уставясь в стопку листов бумаги перед собой, принялся читать: