Сказка без чудес

— Глеб Сергеевич! Ну, наконец-то! — оживлённо выскочил он из-за стола, и протянул обе руки в лайковых перчатках навстречу вошедшему. — Наконец-то мы с вами, так сказать, лицом к лицу встретились! В нормальных обстоятельствах и без свидетелей. Присаживайтесь, — радушно указал он на кресло, ближайшее к начальственному месту в торце стола.

После того, как пребывавший в полной растерянности от негаданной встречи Дымокуров послушно присел на краешек указанного кресла, человек в похоронном облачении тоже вольготно устроился на своём и, сняв очки, повертел их в руках, демонстрируя собеседнику, затем произне с обезоруживающей откровенностью:

— Фотодерматоз… Аллергия на солнечный свет… Приходится, знаете ли, э-э… предохраняться. А люди, глядя на меня со стороны, чёрт те, что думают!

Глеб Сергеевич кивнул заморочено. Мельком глянув прямо в глаза незнакомца, не защищённые теперь зеркальными линзами, он содрогнулся. Такое адово пламя полыхало в этих красных, будто озарённых огнём преисподней, очах!

А тот, улыбаясь алыми, сочными, резко контрастирующими с гипсовой белизной лица губами, предложил приветливо:

— Давайте знакомиться. Зовут меня Люций Гемулович. Фамилия моя вам ничего не скажет, да и знать её ни к чему. О вас же я многое знаю. Такая у меня… э-э… работа. Да и, признаюсь честно, немудрено всё про вас знать. Вся ваша биография, вся жизнь, связанная с государственной службой, на виду. Безупречная, надо прямо сказать, жизнь!

Отставной чиновник, как ни был обескуражен, всё же, зардевшись польщённо, кивнул.

А человек в чёрном, посуровев вдруг, продолжил уже другим, осуждающим тоном:

— А вот в последние время, заявляю об этом с предельной откровенностью, вы меня, и заметьте, не только меня, нас всех… — многозначительно возвёл он жуткие очи к потолку, — заставили испытать в отношении вас… э-э… некоторое разочарование.

Дымокуров, не очень понимая, о чём вообще идёт речь, всё же на всякий случай вздохнул и опустил голову покаянно.

А назвавшийся Люцием Гемуловичем собеседник вопросил вдруг строго:

— Ну и как, не надоели ли вам эти ваши фольклорные персонажи?

— К-какие? — несмело, искоса глянул на собеседника Глеб Сергеевич.

— А то вы не знаете? Не прикидывайтесь! — В тоне человека в чёрном зазвучали железные нотки бериевского следователя. — Тётушка ваша. Змей Горыныч, баба Яга…

Дымокуров испытал мгновенное облегчение.

— А, эти… Обыкновенные сумасшедшие. Я, когда понял, что к чему, распрощался вежливо с ними, и уехал из этой усадьбы. Навсегда.

Люций Гемулович, подавшись вперёд, пронзил отставного чиновника своим радиоактивным взглядом.

— Нет, разлюбезный мой Глеб Сергеевич! Наивный вы человек! В том-то и дело, что родственнички эти ваши — вовсе не обыкновенные! Были бы они обыкновенными сумасшедшими, ими бы врачи-психиатры, а не мы занимались!

Лишь услыхав из уст собеседника это многозначительное «мы», Дымокуров, наконец, всё понял.

Ну, конечно же, этот… как бишь, его… Люций Гемулович, как ещё тогда, после инцидента у окна в усадьбе сообразил Глеб Сергеевич, — представитель каких-то спецслужб. Каких именно — догадаться не просто, вон их, сколько развелось нынче на постсоветском пространстве! И если так, то это многое объясняет. И экстравагантную, «шпионскую» внешность нового знакомого. И его интерес к личности отставного чиновника. И к его, скажем так, весьма колоритным родственникам…

А Люций Гемулович напирал между тем:

— Неужто вы, человек грамотный, многоопытный, государственный служащий, прожив столько времени с ними под одной крышей…

— Две недели, — вставил, торопясь оправдаться, Дымокуров. — Всего две недели…

— Целых две недели! — акцентировал человек в чёрном. — И за это время ничего странного, подозрительного в их поведении, в быту, в окружении, не заметили?!

— Да заметил! — всплеснул руками, оправдываясь, Глеб Сергеевич. — Я ж говорю — они все там по фазе сдвинутые. Сумасшедшие!

— Ну-ка, ну-ка… подробнее! — сверлил его взглядом Люций Гемулович.

— Ну, — неопределённо пожал плечами отставной чиновник, — они действительно странные какие-то. Бор, например, любят, переживают. Говорят, придут нефтяники — весь зелёный массив угробят. Потом… живут они, сами мне хвастались, очень долго. Тысячу, две тысячи лет. Тётка моя, Василиса Митрофановна, по этой причине периодически якобы умирает, а потом вновь появляется. Под новым именем. И сейчас по поддельным документам живёт. А остальные обитающие там родственнички и вовсе, как я понимаю, ни регистрации, прописки то есть, ни паспортов не имеют.

— Так-так… — азартно потёр затянутыми в перчатки руками Люций Гемулович. — Вот видите? Уже кое-что! Продолжайте!

И Глеб Сергеевич, окрылённый тем, что угодил, торопливо продолжил:

— Ещё медведь там… ручной. Бражку пьёт, алкоголик, похоже… Да! — спохватился озарено, — чуть не забыл. Клубочек у них есть, шерстяной. Сам по земле катится, дорогу показывает. А ещё ступа — колода колодой, старая, а летает. — И поведал покаянно, как о чём-то постыдном: — Я на ней с бабой Ягодой прошлой ночью в город сюда по воздуху прилетел.