К месту, где предполагалось развернуть главное действие по пуску в эксплуатацию судьбоносного для области производства, с всенародным ликованием по этому поводу, вела широкая просека, щедро, с запасом, проложенная среди вековых сосен.
Рухнувшие под острыми зубами бензопил могучие стволы деревьев тоже сгодились. Их, очистив от сучьев, отхватив макушки и укоротив по размеру, ровными рядами уложили на песчаный, плохо держащий тяжёлую технику, грунт. Вымостив, таким образом, крепкую гать, ведшую сначала к просторной поляне, где состоится празднество, а потом дальше, вглубь леса, уже к буровой.
Глеб Сергеевич, осторожно ступая замшевыми ботинками по сырым брёвнам, ещё сочащимся, будто кровью из ран, липкой смолой, с досадой думал о том, как легко здесь испачкать, сгубить обувку, и что её от этой клейкой, янтарно-жёлтой субстанции потом никогда не ототрёшь, не отмоешь. И вообще ходить по телам этих поверженных исполинов не слишком удобно. А вот грузовикам проезжать в самый раз. Конечно, деревянная дорога эта недолговечна, даже столетние стволы не выдержат веса многотонных нефтеналивных махин, которые начнут ежедневно курсировать по этой гати к скважине и обратно, однако это дело поправимое. Леса вокруг много, на нужды нефтяников хватит…
Поляна, значительно расширенная с помощью всё тех же бензопил, чтобы вместить всех участников праздника, и достигшая теперь размеров футбольного поля, напоминала сейчас ярмарочную площадь.
По её краям, под сенью уцелевших до поры сосен, разместились многочисленные торговые точки, столы и прилавки, уставленные всяческой снедью на выбор — от мороженого с газированной водой до пропаренных, прямо с варку, мантов и пельменей. Кое-где курился дымок, пахнущий шашлыком и курицей-гриль, из чащи доносился треск ломаемых ветвей и стук топоров — рубили сучья для растопки мангалов.
На многих столах пыхтели самовары, подогретые тлеющими в их латунном нутре сухими еловыми шишками, стояли вазочки, розеточки, и солидные трёхлитровые стеклянные банки с разнообразнейшим мёдом. Привезённым сюда в основном из соседней Башкирии, где ещё сохранились липовые леса.
Гомонили, весело перекликаясь, продавцы и первые покупатели.
Местные мужики, закатывая блаженно покрасневшие глаза с припухшими веками, глохтили пиво прямо из горлышка пластиковых «полторашек» — поправлялись «после вчерашнего».
В дальнем конце поляны, несколько на отшибе, просматривалась нефтяная вышка. К ней вела просека, вымощенная всё теми же срубленными под корень соснами, ближе к буровой пересечённая красной широкой лентой. Её, по задумке устроителей праздника, должен был под всеобщее ликование и аплодисменты перерезать специально заготовленными серебряными ножничками губернатор. И дать, таким образом, старт началу добычи нефти в Заповедном бору.
К буровой через всю поляну тянулись электрические провода, развешенные на столбах из тщательно ошкуренных и вкопанных в землю, прямых, как корабельные мачты, сосновых стволов.
В центре поляны возвели просторную сцену, пахнущую свежей пилёной доской. На ней уже возились, устанавливая и подключая аппаратуру, разворачивали змеящиеся электрокабели техники, мельтешили шоумены, поднаторевшие в проведении подобных культурно-массовых мероприятий.
Возле сцены гомонили артисты — женщины в кокошниках и сарафанах ярких расцветок, мужики в алых рубахах, в которых исстари любили щеголять палачи, в хромовых сапогах и лихо сдвинутых набекрень клоунских кепках с огромными фальшивыми цветками над козырьком.
Пристально осмотрев артистов, Глеб Сергеевич кивнул удовлетворённо. Именно так, в представлении власти, команды губернатора, и должен выглядеть счастливый народ, которому подарили весёлый нечаянный праздник.
Внезапно словно ветерок пронёсся по разнопёрой толпе. Все вокруг завертели головами, зашептались, засуетились.
По этой вспыхнувшей всеобщей нервозности, по заискивающим улыбкам, поплывшим на лицах шоуменов, которым лучше было видно со сцены, угадывалось безошибочно — прибыл кортеж губернатора.
Глеб Сергеевич протиснулся с озабоченным видом навстречу. Нужно, чтобы высокое начальство хотя бы краем глаза приметило, что Дымокуров — уже здесь, прибыл, как всякий болеющий душой за организацию дела сотрудник, заранее. Ну и, по возможности, оценило его преданность и старание.
30
Александр Борисович Курганов гордился своей близостью к простому народу, любил и умел разговаривать с ним. Речи, которые доводилось произносить ему с высоких официальных трибун, если он не заглядывал в подготовленную заранее спичрайтерами бумажку, казались неуклюжими, косноязычными.