У ворот Конторы стояла машина, каких Клим еще не видел. Желтая с красным крестом. «Реанимация», — прочитал он. Женя остановилась как вкопанная, а потом бросилась бежать. Клим не понял, чего это она, но припустил следом. На середине пути им повстречались трое мужчин. Один держал большой пластиковый чемодан, двое других несли носилки с человеком, пристегнутым к ним ремнями. Клим еще удивился: ему показалось, что на них лежит едва ли не ребенок. А Женя издала странный булькающий звук, и кинулась к ним.
— Папа! — закричала она, подлетая к носилкам.
— Девушка, вы дочь?
— Да! Да!
— У вашего отца подозрение на инфаркт.
— Папа! — она схватила отца за руку и пошла рядом с носилками. Тот мужчина, что нес носилки у изголовья, явно выбивался из сил, и Клим перехватил их.
Услышав голос Жени, Савелий Афанасьевич с трудом приоткрыл глаза.
— Чернава… — выдохнул он. — Не грусти… Одну оставляю… Не позаботился… — он захрипел, и врач шикнул, попытался отогнать Женю, но та намертво вцепилась в руку отца.
И тогда Клим решился. Разве он мог не успокоить человека, с которым сидел за одним столом, делил пищу и который, кажется, был в шаге от смерти?
— Не одну, — уверенно сказал он. — Я вашу дочь в жены взял. Я позабочусь.
Старик глянул на него мутно, а потом понял.
— Чернава… — снова выдохнул он. — Без благословения… Не сержусь… Благословляю… За внука Сокола… Хорошо… Ай…
Он скривился от какой-то страшной, незнакомой Климу боли, врач закричал на них, и Клим сам оторвал Женю от ее отца, оттащил в сторону. Вместе они пронаблюдали, как ее отца грузят в машину.
— Вы можете поехать с нами, — сказал врач Жене. — Заполните документы. А вы, — обратился он к Климу, — если хотите, езжайте следом.
И врач назвал адрес больницы. Женя кивнула и запрыгнула в машину. Клим остался стоять на дороге. Задние двери машины захлопнулись, и она умчалась, дико воя и сверкая огнями проблескового маячка. А перед Климом все стояло Женино лицо: белое, с широко распахнутыми глазами...
Он до боли куснул себя за губу и достал из кармана сотовый телефон, чтобы вызвать такси.
В общежитие они вернулись поздно ночью. В больнице Савелия Афанасьевича определили в реанимацию, куда их, разумеется, не пустили, сказав звонить утром. Женя все никак не могла успокоиться: то вроде бы брала себя в руки, то снова начинала плакать. Сделала два глотка приготовленного Климом чая, и ее вырвало в мусорное ведро, которое он успел подставить. И Клим не придумал ничего лучше, чем уложить ее спать.
— Не уходи, — взмолилась Женя, ловя его за руку. — Пожалуйста. Мне так страшно. А вдруг я тут, а он…
— Ну-ну, — попросил Клим, сел на кровать и взял ее за руку.
— Он говорит, нам друг за друга держаться надо, а я, выходит, его бросила…
— Нас все равно не пустят, а тебе надо поспать. А утром позвоним, все узнаем.
— Он всегда обо мне заботился…
— А мать? Умерла, да?
— Живая, — всхлипнула Чернава. — Когда Лебедь отца к службе призвала, мать отказалась идти с ним в этот мир. Она осталась в доме моей старшей сестры и ее мужа, а меня они брать не захотели. Я уже тогда была страшненькая и языкастая. Кто такую замуж возьмет? Да и в хозяйстве от меня проку было мало. Смысл лишний рот держать? Мне было пять лет. И папа забрал меня с собой, сюда. Сказал, что мы будем друг у друга… Он все для меня сделал. Мы с ним вечно по городам мотались и деревням каким-то, он искал артефакты, обезвреживал их. А в перерывах со мной занимался. Я на домашнем обучении была. Когда мне семнадцать исполнилось, выбил разрешение осесть, чтобы не надо было разлучаться, пока я вуз заканчиваю. Нам повезло, его приписали к Питерскому отделению. А если он?..
И она снова заплакала.
— Ничего, ничего, — вздохнул Клим. — Выкарабкается. Он у тебя живучий.
— Да…
— Жень, а можно я закурю?
Она всхлипнула и кивнула.
— Кури. Папа раньше тоже курил. Это он потом, из-за сердца перестал. Врачи сказали, надо прекращать…
От Жени Клим той ночью так и не ушел. Прикорнул, сидя рядом с кроватью и держа ее за руку. А полседьмого проснулся по привычке, вышел из комнаты, прошел в дальний конец коридора и сам позвонил по номеру, неровно записанному на белом бумажном квадратике. Выслушал ответ медсестры. Вернулся в комнату и долго неотрывно глядел на спящую девушку. Во сне она совсем перестала напоминать ежа, и это было необычно.
А затем Женя проснулась. Открыла глаза, смотрела на него секунд тридцать бездумно, а потом вспомнила, подлетела на кровати и заозиралась.
— Я проспала, да? Надо позвонить! Где мой сотовый? Ты не видел?..
— Я уже позвонил, — ответил Клим. Женя взглянула на него так, будто в его власти было казнить или миловать. — Все хорошо, Жень, — поспешил заверить он. — Он жив и стабилен, пока в реанимации, но…
И она снова разрыдалась.
Весь следующий месяц Женя едва ли не жила в больнице. И, разумеется, им было не до развода.
Глава 24