Сказка четвертая. Про детей Кощеевых

Отец ждал, и нужно было повторять. Голос задрожал, когда она все-таки заставила себя произнести первые слова.

— Я, Злата, дочь Кощеева…

— … царица ваша.

— … царица ваша.

— И иной у вас нет.

— И иной у вас нет.

— Повинуйтесь мне.

— Повинуйтесь мне.

— На колени перед царицей.

— На колени… перед царицей, — выдохнула Злата, все-таки запнувшись в конце.

Еще мгновение было тихо. А потом одновременно случились две вещи: голове стало тяжело, и Злата поняла, что на ней корона, и тут же мир за окном ожил, зашумел наконец и действительно обрушился перед ней на колени. По полу прокатилась волна. Злате этот звук напомнил раскат грома, она не удержалась и села еще ровнее, напуганная, и вслед за ним раздался лязг металла о каменные плиты: это браслеты на её руках лопнули и спали с запястий. Злата ощутила, как силы, бегущие по венам вместе с кровью, начали расти, словно она пустила корни в Навь и пила теперь её мощь будто воду, и та наполнила ее, что талые воды реку по весне, заставляя выйти из берегов. Силы стало много. Так много. Злата задышала тяжелее, пытаясь справиться с растущей мощью, усмирить, пока она не потопила ее, и услышала будто издали голос отца:

— Не борись. Она наполнит тебя и успокоится. Прими это. Просто дыши.

Конечно. Вдох-выдох. Как во время медитации. И это неожиданно помогло. Но теперь Злате казалось, что вся она сплошной комок из силы: стоит подумать о чем-то, и оно исполнится само собой, просто по ее желанию, потому что сейчас у нее хватит на это могущества…

Но росла не только сила. Рос гул вокруг. Теперь Злата слышала его так явно, будто её подданные набились в тронный зал и заговорили разом, постепенно с шёпота переходя на крик. Она схватилась за голову.

— Злата, что с тобой? — папа подался к ней и едва не упал.

Злата прислонилась спиной к спинке трона. Дышать ровно уже не получилось. Навь уже не кричала. Она орала, визжала, вопила на тысячу голосов, и умоляла о чем-то, и нужно было ей это что-то дать, иначе — Злата точно знала — она не остановится.

Мама с папой все-таки дошли до неё, но Злата махнула рукой, останавливая их. Не сейчас… Она почти разобрала. Просто их было слишком много. Ей нужно было время. Но вот среди общего шума выделилось слово, и спустя несколько мгновений его было уже невозможно не узнать.

Согрей, согрей, согрей…

Холодно, холодно, холодно…

Тепла…

И Злата поняла. Она все поняла.

Она ведь думала об этом. Еще куда мучилась после снятия заклятья. Что им тоже должно быть холодно.

Тепла, тепла, тепла…

Согрей, согрей, согрей…

Но их было так много, а она одна. Однако разве это оправдание для царицы? Она приняла власть. И она должна была заботиться о своих подданных. Разве нет?

Но как?..

Теплая, теплая, теплая…

А ведь на самом деле она знала путь и способ. Яша показал ей его. Научил. Всего лишь бескорыстно обнять. Только как обнять всех сразу?

— Злата…

Кажется, мама с папой пытались что-то говорить. Она видела, как шевелятся их губы, но могла разобрать только собственное имя.

Зачем они дали ей такое имя? В детстве Демьян звал её Огоньком за цвет волос. И ее природный дар — огонь. Сколько свечей истаяло на тумбочке у ее кровати за ее пока еще совсем недолгую жизнь? Ей казалось, что их тепло наполняет ее. Так неужели у неё не набралось его достаточно и не найдётся теперь немного, чтобы поделиться со своими подданными? Как Яша поделился им с нею просто так, не имея ни сил, ни способностей. А значит, наверное, дело было вовсе не в этом.

Злата встала с трона. Нашла глазами Яшу и встретилась с ним взглядом. Он выглядел напуганным. И подумалось, что он тоже не понимает. Никто не понимает. Неужели теперь она обречена на то, чтобы нести эту ношу одной? Об этом трон Нави? Об одиночестве? Поэтому папа и Демьян так сильно не хотели, чтобы на нём сидела она?

Но ведь те, кто сейчас за стенами замка молил её о крупице тепла, тоже невыносимо страдали от одиночества. Почему она их слышит, а папа — нет? И раз уж все сложилось как сложилось…

Злата закрыла глаза. Заставила себя вспомнить все, что чувствовала под заклятьем и сразу после его снятия. И испытать не жалость, а сострадание к тем, кто сейчас просил о помощи. И она нашла в себе тот уголек, что дал ей Яков, и что горел в ней нынче ровно и согревающе. И собственный огонь, который был внутри нее всегда. А потом подумала и сумела найти ещё: любовь папы и мамы. И Демьяна. И даже Бонни и Клайда. Мелькнула мысль, что когда Юля станет частью их семьи, то и она будет любить ее. Злата вспомнила их совместный семейный ужин перед Новым годом. И все остальные. Все, что сказал ей Яша в её покоях здесь, в замке. И своё детство. И папин кофе по утрам. И мамины поцелуи на ночь. И её объятия. И шутки, и безусловную поддержку Демьяна.

Её всегда окружало столько любви. У неё была семья. Ей было на что опереться. А теперь у неё было еще и столько силы.

Магия есть намерение, помноженное на чувство и силу.