— Оль, а ты чего отмалчиваешься? — спросил Лёха. — Расскажи хоть, как дела, как жизнь молодая?
— Дела — хорошо, — улыбнулась Ольга, снимая с огня новую порцию мяса и раскладывая по тарелкам. — И жизнь молодая тоже недурно идёт. В основном, благодаря вот этой прекрасной девушке.
— Любовь — самый главный компонент! — высказался Димыч.
— Я считаю, за это надо выпить, — добавил Лёха. И сам разлил по стопкам.
— Водка! — узнаваемым голосом из мультика «Остров сокровищ» проговорил Димыч. — Он наливает водку. Зачем? А!!! Он будет пить!
*
Тошнотворная невесомость выплюнула Ольгу в гулкую темноту. Под головой была сбитая в ком подушка, шея затекла, а череп гудел от распирающей, пульсирующей чугунной тяжести. Будто мозг распух и ему стало тесно.
По коже ещё бегали прохладные мурашки «наркоза», между усилием и результатом наблюдалась странная несоразмерность: она хотела лишь повернуться на бок, но чуть не скатилась с дивана. Нога свесилась, ощутив пол — только это и удержало тело в шатком балансе на краю. Серенький волчок уже точил зубы.
Слышалось похрапывание, явно мужское. Что ещё за?.. Ах да.
«Ну, ребят, мягкой посадки вам. И пусть к вам не прилетят вертолёты!» — последний тост остался лишь на словах: уже под завязку, не лезло больше. Закат почти догорел, голубые сумерки окутали землю, а качающиеся Лёха с Димычем побрели в поисках своих «аэродромов», выписывая ногами кренделя.
Ольга выдохнула и сама поморщилась от своего «выхлопа». Источник воды она сейчас нашла бы и в пустыне: организм чутко ловил малейший след «аш два о», хотя бы в количестве двух молекул. Горизонтальное положение приобрело сначала угол в сорок пять градусов на локте, а потом стало условно вертикальным. Почему условно? Вероятность уменьшения угла до нуля градусов не исключалась.
Обе босые ступни ощущали прохладный пол. Простой, плоский и до отвращения трезвый. Состояние называлось «здравствуй, мама, возвратился я не весь».
Я не особо пью сейчас, говорила она. Возьмите пару пузырей только для себя, говорила она.
Наверное, все мы иногда совершаем фигню, за которую потом стыдно.
Чтобы найти обувь, потребовались усилия, достаточные для написания диссертации на тему «влияние количества тостов на скорость обнаружения предметов в поддиванном пространстве в условиях слабого освещения». Выводы были вполне предсказуемые. Краткая формулировка — «хрен найдёшь».
Всунув ноги в два первых попавшихся предмета, Ольга захромала на свежий воздух. Было подозрительно неудобно, но... явное несоответствие предметов ногам сглаживалось коэффициентом пофигизма под названием «да и хрен с ним».
Ночной океан свежести приветливо и сочувственно встретил её, обнял прохладным дуновением, раскрыл мягкие объятия тьмы. Убывающая луна озаряла своим серебристым светом теплицу, беседку с уже давно остывшим грилем и крыши соседских дач.
Ольга остановилась в дверном проёме парника. Обе грядки, которые она с таким трудом вскопала, были заполнены. Слева — помидоры, справа — огурцы.
Уже пьяненький Лёха кинулся помогать Алисе — подносить рассаду.
— Да сядь ты, — смеясь, звала его Ольга за стол.
— Я не могу бездействовать, когда женщина работает, — заявил тот.
— Вид работающей тёщи нанёс ему такую душевную травму, что он до сих пор не оклемался, бедняга, — сочувственно заметил Димыч.
Грушевидный, целюллитно-бугристый зад Лидии Сергеевны, возвышающийся над грядками, мог психически травмировать кого угодно. Но попка Алисы, пусть и переодевшейся в рабочие штаны, производила гипнотическое действие.
В итоге Лёха схватил лопату и вскопал для Алисы ещё и место под цветник. План по посадкам был выполнен и перевыполнен.
Лёха как будто ничего не заметил. Только Димыч переглянулся с Ольгой, когда Алиса в первый раз встала из-за стола и направилась в дом переодеваться. Он тоже ничего не сказал, но во взгляде читалось понимание.
— У тебя прекрасная девушка, Оль. — И он наполнил две стопки. — Давай... За Алису.
Потом, когда градус дружеского единения ещё немного повысился, откуда-то взялась музыка, и Димыч спел «Ворованную ночь» и «Я люблю тебя до слёз», демонстрируя яркий талант пародиста. Алиса хохотала, смахивая с глаз слезинки. Димыч так перевоплотился в Серова, что Ольге в какой-то момент показалось, что это сам певец выступал перед ними: походка, мимика, движения — всё было узнаваемо. Голос тоже. Димыч ещё в студенческие годы так баловался, собирая вокруг себя восхищённых зрителей в дружеском кругу. Когда он принялся изображать Стаса Михайлова, Алиса затряслась в приступе смеха, стуча ладонями по столу и вскидывая большие пальцы вверх. Димыч был в ударе. Добродушно-подвыпивший Лёха тоже от души гоготал и хлопал в ладоши.
— Серова, на бис! — воскликнула Алиса.
— Э-эти белы-ыыые-е цветы-ы-ы, — эротично выводил Димыч бархатным баритоном с явственно слышными мартовскими кошачьими интонациями.
А потом он пел «Сказочный Версаль» вот так:
Так зачем жестоко так терзать друг друга,
Нас с тобой венчал ведь сказочный ВИСКАРЬ...