Дементоры, как ни странно, ее не донимали. Она ощущала их вымораживающее присутствие, но в камеру они почему-то не совались. То ли ставшие второй натурой методы защиты разума по Долохову не давали темным тварям ни единого шанса почуять что-то радостное, то ли в ее жизни не осталось ничего, что могло бы привлечь стражей Азкабана. Она не знала. Просто принимала как факт и все меньше и меньше хотела выплывать из своих грез – реальность была слишком отвратительной.
Сначала Беллатрикс отмечала на стене над подстилкой дни. Еду приносили один раз в сутки, и на неровном камне появлялась кривоватая черта, процарапанная черенком ложки. Этих линий становилось все больше. Она пыталась считать, сбивалась, начинала заново, потом делила на месяцы, вычисляла годы. Выходило много. Три. Пять. Восемь. На двенадцатом году заключения стена над постелью закончилась. Перетаскивать убогое ложе в другое место было не с руки, и она решила, что нет никакой разницы, через сколько лет сдохнуть в тюрьме.
Когда однажды дверь распахнулась и в камеру ворвались закутанные в темные плащи люди, первой мыслью было: «Вот и все». Встать она и не подумала. Лежала, равнодушно глядя на суету вокруг, на бестолковые взмахи волшебных палочек и думала, что умирать придется не от милосердной авады. Судя по всему, палачи благополучно забыли, что Азкабан надежно защищен от всякого волшебства.
– Белла, вставай, пожалуйста, – одна из темных фигур наклонилась и потрясла ее за плечо. Голос был знаком, она нахмурилась, вспоминая.
– Наш господин вернулся, – произнесла вторая фигура. – Теперь все будет хорошо.
В голове было ватно и пусто. Беллатрикс не сопротивлялась, когда ее поднимали, заворачивали в плотную ткань и несли к выходу. Даже если ее казнят, то перед смертью удастся подышать воздухом свободы. Не то чтобы она не верила в силу лорда и в то, что он способен вернуться из небытия; не то чтобы она сомневалась в том, что господин позаботится о верных слугах, просто все это было очень странно. Нереально, что ли. Пожалуй, это было самое точное слово, которым она бы описала происходящее.
В особняке Малфоев царила суета – освобожденным из тюрьмы устроили торжественную встречу. Единственной мыслью, крутившейся у Беллатрикс в голове, была: «Зачем?!» Она смотрела на товарищей по несчастью, жавшихся к стенам и едва держащихся на ногах, на их лохмотья и изможденные лица и на Люциуса, произносившего пафосную речь, и не сразу узнала в странном безносом типе, благосклонно кивавшем на особо удачные пассажи, возродившегося Темного Лорда. Господин был слаб и жалок.
– А теперь мы позволим нашим верным слугам отдохнуть с дороги и будем ждать от них новых свершений во имя великой цели, – милостиво произнес он и оскалил мелкие острые зубы.
Нарцисса отвела ее в милую светлую комнату, где дала волю чувствам.
– Белла! – воскликнула сестра и бросилась к ней, орошая слезами.
– Ах, Нарси, дай хотя бы принять ванну, – Беллатрикс поразилась, насколько хрипло звучал ее голос, и отстранилась. – Мы поговорим обо всем, но чуть позже. Хорошо?
– Да-да, – закивала та, промокая глаза кружевным платочком. – Я пока распоряжусь насчет ужина.
– Нарси, – Беллатрикс остановилась, уже взявшись за ручку двери ванной комнаты. – А Руди будет жить тоже здесь?
– Рабастан совсем плох, и Руди будет пока ухаживать за ним. И чтобы ему не подниматься по лестницам, мы отвели им комнаты внизу. Ты же не возражаешь? Он просил извиниться перед тобой и сказал, что зайдет позже.
– Не возражаю, конечно, – Беллатрикс поспешно скрылась в ванной. Нарси с ее правилами приличия и желанием всем угодить была забавна.
– Руди просил извиниться! Эх, сестренка, плохо ты знаешь Рудольфуса, а еще хуже нашу неземную любовь, – бормотала она, наслаждаясь горячей водой.
Душистое мыло, масла, соли и множество пузырьков, баночек и коробочек со средствами ухода вызвали умиление и детский восторг. Сидя в пене, Беллатрикс позволила себе просто наслаждаться. Осторожный стук в дверь вернул ее к действительности:
– Белла, с тобой все в порядке?
– Прости, я, кажется, задремала.
– Выходи. Одеждой я с тобой пока поделюсь, потом купим.
– Спасибо, Нарси, – Беллатрикс поспешно намылила голову.
В зеркало после мытья смотреться не стоило. Это воронье гнездо на голове, которое не брали никакие чары, эти безумные глаза на обтянутом кожей черепе были ужасны. Она отшатнулась от своего отражения. Нежно-голубое домашнее платье Нарциссы подчеркивало худобу и совсем не скрывало выступающие кости ключиц.
– Страхолюдина, – Беллатрикс показала себе язык и невесело засмеялась.
– Ах, дорогая, голубой совсем не твой цвет, – щебетала Нарцисса, подкладывая сестре кусочки повкусней. – Мы закажем тебе полный гардероб. Какой цвет ты предпочитаешь?
– Черный.
– Белла?
– Не делай вид, что цвет моего гардероба имеет какое-то значение. Нас вытащили из Азкабана не затем, чтобы красоваться на приемах, а чтобы воевать. Для войны черный в самый раз.
– Может быть, ты и права, – Нарцисса поставила чайную чашку на край стола. – Люциус очень боится. После возрождения лорд очень изменился.