Сказка - для светлого ума закваска

— А надолго я таким невидимым-то стану? — поинтересовался мальчонка.

— А сколько хошь! Можешь ночь, а можешь и навсегда, — ответил мужичок.

— Постой-постой! Это как навсегда? Что я уж и человеком не стану? — заволновался Ванятка.

— А ты что человеком еще стать хочешь? Ты сам-то как мыслишь: кто ты? — задал мужичок совсем несуразный вопрос.

— Человек! А то кто же? — удивился Ванятка.

— Да пока не знаю! Человек ли?

Тут уж Ванятка на этого лохматенького обозлился.

— Подожди! — зло сказал Ванятка. — А тебе-то какой резон со мною валандаться?

Мальчонка сразу похвалил себя за сообразительность.

— Какой резон, говоришь? А ты подумай! Да меня послушай. Неужто ты думаешь, что я всегда таким вот был, каким ты меня теперь видишь?.. Нет, милок. Я когда-то обычным человеком был. Как все люди жил. Семья у меня была: красавица-жена, четверо детишек да мать-старуха. И дом был, и хозяйство. Все, как у человека. Но не понимал я, что это и есть счастье. Не думал и в уме не держал, что беречь эту жизнь надо. Родных любить да стариков почитать. Все казалось мне, что этой жизни моей век конца не будет. А оно вон, как вышло. Поехал я раз в лес за дровами. Спилил одно дерево, другое... А потом и вышла промашка. Дерево-то я спилил, да никак не смог завалить. Вокруг него суетился, вниз наклонился, а дерево возьми да и рухни! И прямо на меня. Ну, меня и прибило. Да ты глаза-то страшные не делай! Разве в том страх, что помер я? Страх-то дальше был... Очнулся я, а тело мое рядом лежит, деревом придавленное. Я вгорячах и давай то дерево спихивать! А как понял, что теперь я — сам по себе, а тело мое — само по себе, ну и перепугался. Домой бросился! А в избе никто о моей беде ничего и не знает. Начал родным про себя сказывать — не слышат они. Я их вижу-слышу, а они меня — нет! Вот когда мне страшно-то стало. Пожалел я тогда, что старуху-мать не почитал, что с детишками своими не играл. Чем они меня теперь вспоминать-то станут? Как вино пил? Как жену мучил? Вот попробуй-ка и ты теперь без тела побывать, свою родную семью повидать да разговоры их послушать. Может, и ты тогда человеком станешь?

Выслушал Ванятка рассказец тот внимательно, а потом и про главное спросил:

— А в тело-то свое я утром вернуться сумею?

— Так ежели не припозднишься, да на это вот место до рассвета вернуться сумеешь, то опять Ваняткой станешь. А не поспеешь — пеняй на себя! Ну как, превращать тебя, что ли? — спрашивает мужичок тот лохматенький.

И тут Ванятку словно по голове кто тюкнул:

— Ага! Значит, я духом домой полечу, а ты тут в мое тело — хоп! И потом ищи тебя, свищи!

— Ну, положим, ежели бы я захотел опять мальчонкой стать, я бы тебе всего не рассказывал. Нет, я уж так побуду, страшненьким да лохматеньким. А вот ежели тебе подсоблю, может, мне это и зачтется.

— Боюсь я, — все сомневался Ванятка, — хотя домой слетать и хочется. Но я до утра-то там не пробуду! Я только туда да обратно. Я мигом.

Уж что мужичок этот говорил или молча вокруг Ванятки руками водил, попробуй разберись! А только вдруг увидал себя мальчонка сразу над кустами да над речкою. Ну долго-то он не раздумывал, сразу домой полетел! Да так быстро это у него получилось!

А в избу родную влетел, там беспокой да слезы. Бабушка прямо навзрыд плачет да еще причитает жалостно:

— Дитеночек ты мой, Ваняточка! Ягодка моя аленькая! Красавец ты наш ненаглядный!

Отец по избе прямо в сапогах ходит, видать, только что домой с улицы вернулся, Ванятку разыскивая. Бледный отец, а желваки на скулах прямо ходуном ходят. Сжал он кулаки свои, губы у него дрогнули, и говорит:

— Хватит, мамаша, душу рвать! Говорил я вам: мальчонку вовсе без присмотра оставляете. Ему Тамарка не в радость, а в печаль да одиночество вылилась!

Тут и мать не сдержалась:

— Отец! Лишь бы сынок домой жив-здоров вернулся! Стану ему разрешать с сестренкой играть, позволю ее во двор выносить гулять. Что же нам теперь де-е-елать? — и заплакала мать. Даже слезы с лица платком не утирает.

Глянул Ванятка и в колыбельку. Сестренка там мокрая лежит, в плаче заходится — так голосит. А на неё, бедненькую, никто внимания не обращает. Хотел он родным про сестренку напомнить, да не вышло ничего. Невидим он был им и неслышим.

А тут, как назло, без присмотра-то Трезор в колыбельку и сунулся. Пес он здоровенный, лапищи огромные. Так колыбельку и перевернуть недолго! Ведь убьется девчонка-то! Ванятка метнулся к колыбельке, не подумал даже, что без тела он. Да тут на Трезора и насел, за хвост его от Тамарки оттаскивает. А сил, видать, мало у духа-то! Тут уж он со всей силы как за шубу лохматую Трезорку дернет.

... И вдруг услыхал Ванятка голос. А голос-то, выходит, отцовский:

— Ванятка, сынок, что ж ты бьешься, вырываешься? Чуть рукав мне от телогрейки не оторвал — так дернул! Ты спокойно лежи. Умаялся ты, вот в кустиках и заснул. Я тебя домой отнесу. Хорошо еще Трезорка тебя сыскал, по следам твоим бежал. А то бы и вовсе мать с бабушкой с ума сошли Уж ночь на дворе, а тебя все нет. Ты спи, спи, я тебя и так донесу...