— Что? Она одна здесь ничем не занята, давай хоть с ней поговорим.
— Ну, иди герой-любовник.
— А ты?
— Значит, глазеть можешь, а словом обмолвиться трусишь?
— Да, как-то неудобно. Восемнадцатый век все-таки.
— Как будто в настоящем у тебя все по-другому, — укорила его девушка и направилась к казачке. Антон последовал за ней. — Добрый день.
Казачка подняла на них свои большие карие глаза и учтиво кивнула головой.
— Это ваш кот? — поинтересовалась внучка Деда Мороза.
Ответом послужил новый кивок.
— Я Снегурочка, а это Антон.
Девушка было набрала воздух, чтобы ответить, но промолчала. Она лишь закусила нижнюю губу и на лице у нее пробежала тень сожаления.
— Это Людмила, доня моя, — раздался голос мужчины.
К калитке подошел взрослый казак, на вид лет сорока. Не смотря на свой довольно мужественный вид, он приветливо улыбался гостям, задирая кончики своих усов кверху.
— Она была бы рада вам ответить, да не может. Немая она у меня от рождения. Я Ефрем Федорович, — казак протянул свою мужественную руку, и Антон с опаской ответил ему на приветствие.
— Вузлев, аль к тебе скоморохи пожаловали? — поинтересовался сосед напротив, повиснув на своем заборе.
— Скоморохи? — уточнил отец Людмилы, приглядываясь к нашей парочке.
— Мы — бродячие артисты, проездом здесь, — пояснил Антон.
— Артисты, — ухмыльнулся казак.
— А что вы умеете? Песни поете, аль рифму слагаете? — поинтересовался сосед.
— И то и другое, — улыбнулась Снегурочка и толкнула нашего героя локтем в бок. — Давай, Антон, покажи, что умеешь.
Антоша, право, растерялся. Подставила его подруга не то слово. Ему ведь еще в детстве медведь на ухо наступил, причем на оба сразу! Но делать нечего, легенду-то поддерживать надо, а то глядишь опять бежать придется.
Антон из-за всех сил пытался вспомнить хоть что-то, какой-нибудь фокус, танец, да что угодно, что помогло бы задобрить высоко почтенную публику.
— Ты чего там? Уснул что ли? Али язык проглотил? — рассмеялся сосед.
Антон собрал все свое мужество в кулак и расправив плечи решил: «Была не была!».
Антон старался, браво старался. От души прочел единственные строчки, что все-таки выучил за всю школьную программу литературы, только вот он в упор не помнил, кто их все-таки написал. Да ничего, главное, зашло твое выступление казакам.
— Молодец! — воскликнул сосед.
— Хорошо слагаешь, ладно. Порадовал, — похвалил Ефрем Федорович. — Ну, что же заходите. Отблагодарю вас хлебом да квасом.
— Спасибо, — Антон расплылся в блаженной улыбке от такой похвалы.
Вместе со Снегурочкой они проследовали в дом Вузлева. Хата была совсем не большая, ничем особо не пестрила, только если не считать расписные половицы, да яркие шторки на окнах.
— Это доню моя все пошила, — гордо заявил казак, проследив за взглядом Антона.
— Красиво, — честно признал парень.
— Ручки у вашей дочки золотые, — поддержала Снегурочка.
— Да, и красива она у меня, аж соседские девушки завидуют! Только вот хворь ее, единственная беда. Никак жениха ей не сыщу.
— Найдется, она еще молодая, — успокоила его девушка.
— Да, Бог с тобой. Уж скоро девятнадцать лет стукнет. Пора бы, я ведь тоже не вечный.
Людмила подошла к отцу и нежно обняла его за плечи. Руки казачки были такими маленькими, что не смогли полностью обхватить его могучую спину. Батька, к слову, от такой нежности расплылся в широкой довольной улыбке, чем изрядно умилил своих гостей.
— Я все же надеюсь, что когда-нибудь голосок у моей пташки прорежется. И она будет радовать отца не только делами, но и ласковыми словами своими.
Антону было уютно в компании этой семьи. Они дарили ему чувство тепла и ощущение родного дома, совсем как баба Дуся в детстве. Он уже почти и забыл о своей миссии, заслушавшись рассказы о походах и былых подвигах бравого казака. Только чувство горечи оттеняло всю радость этого момента, посеяв в сердце нашего парня зерно печали: мама Люды умерла почти сразу после ее рождения от кашля. Вот и обратная сторона прошлого, смерть поджидала здесь людей почти за каждым углом, может поэтому-то они и ценили жизнь по-другому, с особым трепетом, уважая и благодаря каждую минуту, что им была отведена на этом свете.
— Ефрем!
Раздался стук в окно и за ним тут же появилась голова еще одного казака.
— Ефрем, народ на площади собирается! Илью Рындина казнить будут!