Сказка Гоцци

— Ша, не ори. Он будет в гражданском, а потом — голый. Ты что — боишься голого следователя? Я задвину тебя ящиком с антоновкой. Это же, кажется, твои любимые яблоки…

…Ровно в полночь пришел Арвид — белый, с мускулистыми ногами, грязными пальцами.

— Ирма, — сказала он, — у меня ночной допрос, времени мало, вы разденетесь сами или как?

Больше он не говорил, пыхтел, потел и, наконец, упал с кровати.

— E… твою мать, — выругался он, — этот еврей мог бы купить кровать и пошире!

Потом он снова забрался, снова пыхтел и снова рухнул.

— Почему бы нам не встречаться у тебя в кабинете? — спросила Ирма.

— Дура, — ответил тот, — а микрофоны?

— Ну и что?!

— Не нервируй меня, у меня ночной допрос. Будем допрашивать еврея, который, видимо, знает, кто написал послание Сталину. Эта сволочь где-то здесь.

Шепшелович сжался и превратился в камбалу.

— Быть может, даже на взморье.

— С чего вы взяли? — хотелось крикнуть Шепшеловичу. Он еле сдержался.

— Если мы его поймаем, — произнес Арвид, — я наверняка получу медаль и десятидневный отпуск. Куда махнем?

— В Палангу, — сказала Ирма.

— На Кавказ не хочешь? — Арвид уже одевался.

«Иди, иди, — подумал Шепшелович, — допрос не ждет…»

После этой пары он хорошо поспал и проснулся от ржавчины, которая валилась на него. На кровати происходило баталище. Там, видимо, был спортсмен-тяжелоатлет. Шепшеловичу всегда было не удобно рассказывать про то, что он вытворял с какой-то Нинель Кузьминичной. Видимо, в пылу страсти он поднимал все — шкаф, буфет, стол и дважды пытался выжать кровать. И дважды Шепшеловичу голосом Нинель Кузминичны пришлось крикнуть: «Ой, не надо! Лучше меня».

И спортсмен кидался на обезумевшую от страсти Нинель Кузминичну… В Риге под кроватью Шепшелович многому научился — Зовша давал ключ многочисленным кандидатам наук, ученым, младшим научным сотрудникам и даже одному доктору наук. Видимо, он был стар и вместо того, чтобы заниматься любовью, рассказывал Сусанне про болезни земли — он был доктор геолого-минералогических наук.

— Сусанночка, — говорил он, — в земле есть трещины, на них и возле жить нельзя — человек плохо себя чувствует, у него ломит тело, нет сил, ему плохо.

Шепшелович лежал под кроватью и думал, что он все время живет на трещине, и не пора ли ему перебраться туда, где трещин нет, пожить немного нормальной жизнью. Где такая земля без трещин?

— В Израиле, — донеслось с кровати, — в Израиле, Сусанночка, но если вы кому-то об этом скажите — я туда никогда не доберусь. Я все время на трещине, Сусанночка.

— Григорий Морицович, — сказала она, — мы с вами встречаемся пятый раз — и все время вы читаете лекции. Может, у вас не получается оттого, что вы лежите на трещине?

Это был удивительный человек, этот геопатолог. Благодаря ему Шепшелович узнал всю нашу землю и все ее камни, и для чего тот и этот.

— Александрит, Сусанночка, — вещал он где-то в три ночи, — от сердца, нефрит — от почек, аметист…

— Григорий Морицович, — томно стонала Сусанна, — у меня что-то с сердцем.

И вскоре геопатолог притаскивал ей перстень с александритом.

— Григорий Морицович, что-то почки пошаливают.

— Ах, бедняжка, — вскрикивал геопатолог и на следующей встрече одевал на нее нефритовый браслет.

Однажды Сусанночка попросила жемчуг.

— Зачем он вам? — удивился геопатолог. — Он от простаты.

Больше они на кровати не появлялись. Возможно, Григорий Морицович угодил в трещину…

Регулярно по средам приходил мужик с глухим голосом, видимо, сумасшедший. После половых актов его тянуло на откровенность.

— Аделаида, — говорил он, — я должен вам открыть один секрет.

— Я готова, — отвечала Аделаида.

— Но одно ваше неосторожное слово — и мы больше не сомкнемся в объятиях.

— Могила! — отвечала Аделаида.

Сумасшедший понижал голос: — Я убил Троцкого, — говорил он.

— К-как?! — вздрагивала Аделаида.

— А вот так, — спокойно отвечал Кукорин и начинал душить Аделаиду.

В следующий раз все повторялось.

— Аделаида, я должен вам раскрыть секрет. Но одно ваше слово — и… Я убил Распутина.

— К-как?! — вопила Аделаида.

— А вот так, — и Кукорин с наслаждением душил ее.

В общей сложности Кукорин прикончил человек двадцать шесть, в том числе царя Николая Второго. После цареубийства Аделаида пропала.

На кровати лежал голый Кукорин и со злобой повторял:

— Монархистка проклятая!

Иногда на кровати с чувихой появлялся Зовша. Никто не помнил случая, чтобы он кого-нибудь трахнул. Интеллектуальные беседы были без конца. Шепшелович засыпал под теории доктора Фрейда и просыпался под Сальвадора Дали. Но однажды Зовша долго говорил о любви, читал Петрарку и, наконец, тяжело запыхтел. Несколько минут спустя девичий голос пропел.

— Вы сегодня были восхитительны.

— Я всегда такой, — с гордостью ответил Зовша. — Хотите еще?

Двенадцать раз они любили друг друга. Шепшелович никогда бы не мог подумать, что Зовша такой сексуальный гигант.

— Еще, — просил девичий голос.

— На сегодня хватит, — тоном учителя ответил Зовша. — И вообще я не в духе.

— Что такое, любимый?

— Вы разве не знаете, — сообщил Зовша, — что на свете живет одна сволочь, которая пожелала нашему дорогому товарищу Сталину, чтоб он сгорел?