Сказка королей

У него похолодело внутри от ее слов, простых и ничего не значащих в обычном номинальном значении, но сейчас обернувшихся к нему всей жуткой обнаженностью единственного своего смысла. И не он ей, а она ему первая предлагала единственное средство от страха перед окружившей их тупой и бессмертной нелюдью, и это "протяни руку" - первое, что она сказала ему как равная равному, значило только одно: "протяни руку к возьми".

Он медленно поднялся, царапая щеку о кирпичный наружный косяк, и переступил порог комнаты. Где-то внизу, у его ног, сидела на полу невидимая Дениз.

Вот так. И не мучайся, все равно ведь это неизбежно. Быть тебе сукиным сыном. Судьба.

- Ты словно боишься? - проклятый голос, обиженный, совсем детский. Никто же не видит. Темно.

Так бы и убил сейчас. На месте.

- Может быть, я для тебя недостаточно хороша? Мсье Левэн говорил...

- Замолчи!!!

Бесшумно шевельнулся воздух, и Артем угадал, как поднялась, выпрямившись и чуточку запрокинув голову, Дениз. Из темноты лёгкими толчками поднималось и долетало до его лица ее дыханье. Ближе протянутой руки была теперь она от него.

- Зачем "замолчи"? Я люблю тебя, Артем.

Господи, да разве может быть, чтобы это "я люблю тебя" звучало так медленно, так правильно, так спокойно?

- Нет, Дениз, нет! Просто так вышло, что здесь только мы, ты и я, никого, кроме меня. Вот тебе и показалось... Почему бы и нет? Девочки рассказывают, мама запрещает, мсье твой плешивый травит про Нефертити... В первый раз верят не только другим, Дениз. Верят себе. Что с первого взгляда и на всю жизнь. Вот и тебе кажется. Мсье для этой роли не подошел, стар, и девочки засмеют. А тут - молодой русский, и на совсем другой планете, О-ля-ля! Пока никто не видит...

- Здесь темно, я не могу тебя ударить.

- А хорошо бы. Я даже прощенья просить не буду. Это завтра. Когда я буду способен соображать, что я говорю.

- Ты говоришь и не слышишь? Каждое твое слово - как crapaud (жаба), я не знаю по-русски, холодное, противное, мокрое! Зачем так? Зачем? Зачем?

Дениз, горе ты мое горькое, не "зачем", а "почему".

- Потому что не смей говорить: "Темно, и никто не видит". Не смей говорить: "Протяни руку". И не смей в этой темноте стоять так близко, что я действительно могу протянуть руку и взять.

Шорох шагов. Дальше. Еще дальше. Четыре шага темноты между ними. Одного его шага будет довольно, если сейчас позовет. Не смей звать меня, Дениз. Я люблю тебя. Где тебе знать, что любят именно так!

Тишина. Долгая тишина, в которой не спит и не уснет Дениз. Значит, еще не все. Еще подойти, отыскать в темноте спокойный лоб, и это - "спи, детка". Сможешь? Уже смогу.

А лицо мокрое. Все. Даже брови. И руки. Узкие холодные ладошки.

- Ну что ты, глупенькая, что ты, солнышко мое, девочка моя, - все слова, все имена, только бы ласковые, а какие - неважно, важно - нежность в них, вся нежность белого света, нежность всех мужчин, целовавших женские лица от Нефертити до Аэлиты. - Маленькая моя, рыженькая моя, единственная...

О, последовательность всех мужчин мира!

Уснула Дениз, зацелованная, счастливая, и руку его продолжает сжимать, словно это любимая игрушка. Как мало тебе было надо - согреть, убаюкать. А туда же - "протяни и возьми". Глупенькая ты моя. А теперь спишь спокойно и только носом посапываешь - наревелась, а я просижу всю ночь здесь, на полу, как последний дурак, положив голову на край твоей постели только затем, чтобы увидеть твое лицо, когда начнет светать.

Видел бы Юп эту картину!

- Ну что, Юп, старая консервная банка, доволен ты нами сегодня?

Темнота. И совсем близкое, отчетливое:

- Да.

Был какой-то отрезок времени, когда Артем чуть было не рассмеялся. Бывает у человека такое состояние, когда первой реакцией на все является счастливый смех. Но так продолжалось всего несколько секунд. Потом недоумение: неужели подслушивал? Скотина.

Он осторожно высвободил свою руку из ладошек Дениз и на цыпочках выскользнул из дома. Темень. Непроглядная, тяжелолиственная, августовская.

- Юп!

- Я слушаю тебя.

- Юп, вы... вы довольны нами сегодня?

- Да. Вы поняли, что от вас требуется, и я доволен.

- Вы слышали... все?

- Разумеется. С первого же момента вашего пребывания на нашей планете мы видели и слышали абсолютно все.

- Даже в темноте?

- Для нас не существует ни темноты, ни стен дома, ни вашей одежды. Мы видим все, что хотим.

Может ли двадцатичетырехлетний землянин дать в морду инопланетному подонку, пусть даже тысячелетнего возраста? Впрочем, они сами уже решили этот вопрос положительно, иначе сейчас между Юпом и Артемом не было-бы защитной стенки, и тогда...

- Юп, но ты же человек, пусть они все - консервные банки, но ты?..