Сказка моей жизни

Позже вышли несколько переводов «Импровизатора» в Северной Америке, а в 1844 году появились переводы на русский и чешский языки, сделанные со шведского. Голландский перевод был встречен весьма похвальной статьей в журнале «de Tijd» . Во Франции перевод «Импровизатора», сделанный m-lle Лебрен (1847 г. ), также стяжал роману похвалы — особенно за его «чистоту». В Германии же вышло всего семь или восемь переводов «Импровизатора», и некоторые из них выдержали по нескольку изданий. Кстати, могу указать на напечатанное в Собрании сочинений Шамиссо (изд. Hitzig'a) письмо ко мне, в котором он говорит, что предпочитает моего «Импровизатора» таким произведениям, как «Notre Dame de Paris» , «La Salamandra» и др. (Особенно приятное впечатление производит на нас девственная чистота этого проникнутого глубоким религиозным чувством романа. Это достоинство я должен выдвинуть на первый план, так- как благодаря ему роман представляет такой резкий контраст с другими современными литературными произведениями, которые несмотря на всю талантливость их авторов производят крайне удручающее впечатление. К последним я причисляю все французские романы, какие мне пришлось читать: «Notre Dame de Paris», «La Salamandre», «La peau de chagrin», «Le pere Goriot», «Un Secret», «L'ane mort et la femme guillotinee» и др. Они рисуют нам ужасающие картины, обличающие испорченность человеческого сердца и пороки общества, и мы видим в них лишь безбожный мир, тьму без просвета. Вот на этом-то черном фоне так чудесно и выделяются Ваши прелестные картины. Мы любим их, любим и их творца!»)

Итак, первые похвалы, поднявшие мой дух, раздались и продолжали раздаваться за границей, так что, если Дания и имеет во мне поэта, то нельзя сказать, чтобы взлелеянного ей. Родители вообще нежно пекутся о своих чадах, заботливо ухаживают за каждым проявившимся в них ростком таланта, моя же родина, в лице моих земляков, по мере сил старалась задушить во мне всякий талант. Но так видно угодно было Господу Богу, и Он, ради развития моего таланта, посылал мне благодатные лучи из-за границы. Он же устроил и то, что труды мои сами пробили себе дорогу. Публика ведь все-таки сильнее всех критиков и разных литературных партий. Итак, благодаря «Импровизатору»  я завоевал себе прочное и почетное место в числе других писателей. Юмор мой вновь расправил крылья и, спустя несколько месяцев после выхода в свет «Импровизатора», я издал первый выпуск моих сказок. Но не подумайте, что они сейчас же завоевали себе успех. Люди, говорившие, что желают мне добра, сожалели, что я, подав недавно такие надежды своим романом, «опять впал в ребячество». «Литературный ежемесячник» так и не удостаивал упомянуть о моих сказках, а «Даннора», очень в то время распространенный журнал, советовал мне — не тратить времени на писание сказок. Меня упрекали также в отступлении от обычных форм этого рода творчества и рекомендовали мне изучить сначала известные образцы. Но, конечно, это было мне не по вкусу! — прибавлял критик. Ну вот я и перестал писать сказки и через некоторое время, в продолжении которого юмор мой не раз сменялся унынием, окончил роман «О. Т. »  .

Я испытывал непреодолимую потребность творить и полагал, что нашел самую подходящую для меня область творчества в романе, и через год после появления в свет«О. Т.» написал и издал третий свой роман «Только скрипач»  . «О. Т.» понравился многим, особенно же Эрстеду, который отличался особенной чуткостью ко всему юмористическому. Он-то и посоветовал мне держаться этого рода творчества; у него в доме я встречал сочувствие и черпал радостную уверенность в своих силах.

«О. Т.» был переведен на немецкий язык, потом на шведский, голландский и английский. Перед выходом «О. Т.» в свет, один из друзей моих, профессор университета, предложил мне свою помощь по части чтения корректуры. «Я-то опытный корректор!» — сказал он мне. — И меня постоянно хвалят за тщательность и корректность моих собственных изданий! Ну, и рецензенты, критикуя вас, не будут по крайней мере развлекаться такими мелочами, как корректурные погрешности!» И вот он проверил корректуру всего романа, просматривая лист за листом, кроме него, их тщательно проверяли еще два сведущих лица. Книга вышла, и первая же рецензия о ней заканчивалась так: «И в этой книге мы встретились с обычными грамматическими небрежностями А.» «Нет, это уж из рук вон! — сказал мой корректор-профессор. — Я положил на корректуру этой книги столько же трудов, сколько на корректуру своих собственных! К вам просто придираются!»